Айн Рэнд - Мы живые

– Вам помочь, гражданин?

– Пошел к черту, – бросил Тимошенко и тыльной стороной ладони оттолкнул рюмку, которая упала и разбилась.

– Что хочу, то и делаю, – заревел Тимошенко так, что со всех сторон на него оглянулись. – Если захочу, то буду пить из горла. Могу и из двух сразу.

– Позвольте, гражданин…

– Хочешь, чтобы я тебе показал, как это делается? – поинтересовался Тимошенко; его глаза зловеще сверкали.

– Нет, не нужно, гражданин, – поспешно отказался официант.

– Убирайся к черту, – с мягкой убедительностью произнес Тимошенко. – Мне не нравится твоя рожа. Я терпеть не мог все эти рожи. – Пошатываясь, он встал. – Я ненавижу все эти рожи! – продолжал орать он.

Степан стал пробираться между столиками. Метрдотель последовал за ним, при этом осторожно нашептывая:

– Гражданин, если вы себя плохо чувствуете…

– Прочь с дороги! – завопил Тимошенко, споткнувшись о туфли какой-то женщины.

Почти дойдя до двери, он внезапно остановился, и лицо его расплылось в мягкой улыбке.

– Ба! – воскликнул он. – Друг мой! Друг мой дорогой!

Степан поплелся к Морозову. Схватив стул, он пронес его над чьей-то головой и, с грохотом опустив его, подсел за столик к Морозову.

– Прошу прощения, гражданин, – задыхаясь, произнес Морозов, вставая из-за стола.

– Сиди спокойно, старик, – приказным тоном сказал Тимошенко и своей мощной заскорузлой лапой, как кувалдой, хлопнул Морозова по плечу так, что тот с глухим звуком свалился на стул. – Тебе не удастся убежать от друга, товарищ Морозов. Мы же с тобой друзья. Старые друзья. Хотя может быть, ты меня и не знаешь. Мое имя Степан Тимошенко, Степан Тимошенко, – и, немного подумав, он добавил: – красный балтиец.

Морозов недоумевал.

– Да, – продолжал Тимошенко, – твой старый друг и обожатель. Знаешь что?

– Что? – повторил Морозов.

– Мы должны с тобой выпить. Как хорошие друзья. Мы должны выпить. Официант! – Степан заорал так громко, что скрипач, исполняющий «Джона Грэя», сфальшивил.

– Принеси нам две бутылки, – приказал Тимошенко, когда расторопный официант возник у него за спиной. – Нет! Принеси нам три бутылки!

– Три бутылки чего? – робко спросил официант.

– Чего угодно, – бросил Тимошенко. – Нет! Подожди! Неси что подороже. Что хлещут эти зажравшиеся капиталисты в подобных случаях?

– Тогда шампанского, гражданин?

– Давай шампанского, и побыстрее. Три бутылки и два фужера.

Когда официант принес шампанское, Тимошенко наполнил один фужер и поставил его перед Морозовым.

– Вот! – дружески улыбнулся Тимошенко. – Выпьешь со мной?

– Да, то… товарищ, – смиренно выговорил Морозов. – Благодарю вас, товарищ!

– За твое здоровье, товарищ Морозов, – торжественно произнес Тимошенко, поднимая фужер. – За товарища Морозова – гражданина Союза Советских Социалистических Республик!

Они чокнулись. Морозов украдкой осмотрелся по сторонам: помощи ждать было неоткуда. Дрожащей рукой он поднес фужер к губам. Выпив, он заискивающе улыбнулся.

– Это было очень любезно с вашей стороны, товарищ, – пробормотал Морозов, пытаясь подняться. – Мне очень приятно, товарищ. Но теперь, если вы не возражаете, я должен идти…

– Сиди! – приказал Тимошенко. Он снова наполнил фужер и поднял его, откидываясь на спинку стула и улыбаясь. На этот раз его улыбка не была дружественной; темные глаза Тимошенко пристально и насмешливо смотрели на Морозова. – За товарища Морозова, человека, который победил революцию, – сказав это, Степан звучно рассмеялся и, запрокинув голову, одним глотком опустошил фужер.

– Товарищ… – пролепетал Морозов. – Товарищ… что вы имеете в виду…

Тимошенко засмеялся еще громче и перегнулся через стол к Морозову, локти его лежали крест-накрест, бескозырка, из-под которой торчали липкие локоны, была сдвинута на затылок. Внезапно смех оборвался.

– Не нужно так бояться, товарищ Морозов, – мягким, убедитель-ным тоном сказал Тимошенко; улыбка, появившаяся на его лице, повергла Морозова в еще больший испуг, чем хохот матроса. – Не бойтесь меня. Я всего-навсего побежденный, победу надо мной одержал ты, я просто хочу сказать тебе, что признаю свое поражение и ни на кого не имею зуба. Черт, я питаю к тебе глубокое уважение, гражданин Морозов. Ты взял величайшую за всю историю человечества революцию и сделал из нее заплатку себе на задницу.

– Товарищ, – с робкой решительностью сказал Морозов, – я не понимаю, о чем вы говорите.

– Нет, ты понимаешь, – печально заметил Тимошенко. – Ты очень хорошо понимаешь. Ты разбираешься в этом лучше, чем я, лучше, чем миллионы дураков во всем мире, которые смотрят на нас с благоговением. Ты должен поговорить с ними, товарищ Морозов, у тебя есть что им сказать.