Фрэнсис Фицджеральд - Сумасшедшее воскресенье [сборник]

– Дочь оптовика-жестянщика я видела, – заметила Кисмина. – Она бы тебе не понравилась. У сестры была такая подруга, сюда приезжала.

– О, так у вас здесь и другие бывали? – удивленно воскликнул Джон.

Кисмина как будто пожалела о своих словах.

– Да, да, – сказала она, – бывали и другие.

– А вы – а ваш отец не боялся, что они как-нибудь проболтаются?

– Ну, боялся, конечно, боялся, – отвечала она. – Давай о чем-нибудь другом, более приятном.

Но Джона проняло любопытство.

– Более приятном! – возразил он. – А чего тут неприятного? Они вам что, не пришлись по нраву?

К его великому удивлению, Кисмина расплакалась.

– О-о-ой, они были такие ми-и-илые. Я к ним так привя-а-азывалась. И Жасмина тоже, а она все равно приглашала. Вот уж этого я не понимаю, и все.

В сердце Джона зародилось темное подозрение.

– Они, значит, проговорились, и ваш отец их ликвидировал?

– Если бы хоть так, – пролепетала она. – У отца все заранее решено – а Жасмина все равно писала им, чтобы они приезжали, и им у нас так нра-а-авилось!

Она совсем разрыдалась. Ошеломленный жутким открытием, Джон сидел, разинув рот, а по нервам его от позвоночника шло воробьиное трепыхание.

– Вот я и проболталась, а не надо было, – сказала она, вдруг успокоившись и отерев свои темно-синие глаза.

– Ты хочешь сказать, что твой отец умерщвлял их еще здесь?

Она кивнула.

– В конце августа это бывало – или в начале сентября. Чтоб мы успели как следует с ними порадоваться.

– Какой ужас! Да нет, я, наверно, с ума схожу. Неужели ты правда…

– Правда, – прервала Кисмина, дернув плечиком. – Нельзя же было держать их, как этих авиаторов, – нас бы тогда каждый день совесть мучила. И отец очень жалел нас с Жасминой, он все это устраивал раньше, чем мы ожидали. Так что и прощаться было не надо…

– Значит, вы их убивали! О-ой! – вырвалось у Джона.

– И все очень тихо делалось. Им просто давали на ночь много снотворного – а семьям потом сообщали, что они заболели в Бьюте скарлатиной и умерли.

– Но как же, и вы снова приглашали других?

– Не приглашала я, – рассердилась Кисмина. – Никого я не приглашала. Это все Жасмина. Зато им здесь было очень хорошо. Она им делала такие чудные подарки под конец. И я, может, тоже буду приглашать – потом, вот стану не такая чувствительная. Какая разница, все равно ведь им когда-нибудь умирать, а нам уж, значит, никакой радости в жизни. Ты подумай, как бы здесь скучно было, если б никто никогда не приезжал. Папа с мамой даже своих лучших друзей не пожалели.

– Значит, так, – вскипел Джон, – значит, ты позволяла мне за собой ухаживать и сама меня завлекала и соглашалась выйти за меня – и все это время ты прекрасно знала, что жить мне осталось…

– Да нет же, – запротестовала она. – Уже теперь все не так. Сначала – да. Вот ты приехал, что тут поделаешь, и я хотела, чтобы и тебе напоследок, и мне тоже было хорошо. А потом я в тебя влюбилась – и мне теперь, правда, так жалко, что тебе… что тебя придется усыпить, хотя лучше пусть усыпят, чем ты будешь целоваться с другой.

– Ах, лучше, да? – яростно выкрикнул Джон.

– Уж конечно, лучше. И еще мне говорили, что девушке гораздо интереснее с мужчиной, за которого она знает, что не выйдет. Ой, ну зачем я тебе сказала! Я теперь, наверно, все тебе испортила, а мы ведь так радовались, покуда ты не знал. Вот так я и думала, что тебе грустно станет.

– Ах, ты так и думала? – Джон трясся от гнева. – Нет уж, хватит с меня. Раз в тебе нет ни чести, ни достоинства, раз ты могла крутить роман почти что с мертвецом, так я и знать тебя больше не хочу!

– Ты не мертвец! – в ужасе встрепенулась она. – Ты никакой не мертвец! Не смей говорить, что я целовалась с мертвецом!

– Да я не так сказал!

– Нет, ты сказал! Ты сказал, что я целовала мертвеца!

– Не говорил я этого!

Они оба кричали, и оба разом смолкли: кто-то приближался. Шаги были все слышнее, розовые кусты раздвинулись: перед ними возникло гладкое благородное лицо и проницательные глаза Брэддока Вашингтона.

– Кто целовал мертвеца? – поинтересовался он с явным неодобрением.

– Никто, – поспешно отвечала Кисмина. – Мы просто шутили.

– А почему вы тут болтаетесь вдвоем? – резко спросил он. – Кисмина, тебе сейчас надо… надо читать или играть в гольф с сестрой. Иди читать! Иди играть в гольф! Чтоб я тебя здесь больше не видел!

Он кивнул Джону и удалился.

– Ну что? – сердито сказала Кисмина, когда его шаги замерли. – Вот ты все испортил. Теперь нам нельзя больше видеться. Он не позволит. Знал бы он, что мы влюблены, он бы тебя отравил!