Она попала под электризующее воздействие тех флюидов, которые имеют волшебную власть над молодыми людьми их возраста – над теми, чьи сердца еще неопытны, воображение несмело, а чувства сохранили первозданную свежесть. Оба молчали, не позволяя себе ни слова, ни улыбки. Как зачарованная сидела не шевелясь Валентина, Бенедикт забылся, всем своим существом ощущая несказанное блаженство. Услышав голос окликнувшей их Луизы, оба с сожалением покинули этот блаженный уголок, где сердце с сердцем заговорило тайным, но повелительным языком любви.
Луиза подошла к ним.
– Атенаис рассердилась, – сказала она, – и вы, Бенедикт, плохо с ней обращаетесь, вы невеликодушны к ней. Валентина, дорогая, скажи ему это. Заставь хоть ты его оценить по достоинству привязанность Атенаис.
Будто ледяная рука сжала сердце Валентины. Она не могла бы объяснить, почему при словах Луизы вдруг возникло ощущение несказанной боли. Однако она тут же подавила это мимолетное ощущение и удивленно взглянула на Бенедикта.
– Стало быть, вы оскорбили Атенаис? – спросила она с обычным своим простодушием. – А я ничего не заметила. Что же вы натворили?
– Ровно ничего, – ответил Бенедикт, пожав плечами, – Атенаис просто сумасбродка!
– Нет, не сумасбродка, – сурово возразила Луиза, – это вы жестокий и несправедливый человек. Бенедикт, друг мой, не портите еще одним проступком сегодняшний день, столь сладостный для меня. Печаль нашей юной подружки омрачит наше с Валентиной счастье.
– Правда, правда, – подтвердила Валентина, взяв Бенедикта под руку, – по примеру Луизы, которая взяла его под другую руку. – Пойдем скорее к этой бедной девочке, и, если вы действительно виноваты перед ней, искупите вашу вину: пусть все мы будем счастливы сегодня.
Почувствовав прикосновение руки Валентины, Бенедикт вздрогнул. Он незаметно прижал эту ручку к своей груди, и так крепко, что отнять руку означало бы признаться, что волнение спутника замечено. Валентине благоразумнее было сделать вид, что она не чувствует прерывистого дыхания, бурно вздымавшего грудь юноши. Луиза все время торопила их, желая догнать Атенаис, но плутовка, заметив, что за ней идут, ускорила шаг. Если бы только бедная девушка могла заподозрить, каковы истинные чувства ее нареченного! Трепещущий, опьяневший от счастья, шел он между сестрами, одну из которых любил и уже готов был полюбить другую: между Луизой, которая совсем недавно пробудила в нем воспоминания о еще не прошедшей любви, и Валентиной, в присутствии которой он пьянел от только что вспыхнувшей страсти. Бенедикт и сам не знал, к какой из двух сестер его влечет больше, и временами ему казалось, что обе они одинаково дороги ему, – так щедро наделено любовью двадцатилетнее сердце! И обе они понуждали его бросить к ногам третьей чувство чистого восхищения, хотя, возможно, обе в душе жалели, что не вправе ответить на него. Несчастные женщины! Несчастное общество, где сердце может вкушать истинное счастье, лишь поправ долг и доводы разума!
На повороте дороги Бенедикт вдруг остановился и, не отпуская рук сестер, поглядел на них поочередно: сначала на Луизу – с выражением нежной дружбы, а затем на Валентину – не столь уверенно и не столь спокойно.
– Значит, вы хотите, – сказал он, – чтобы я пошел и успокоил эту капризную девочку? Хорошо, я пойду, чтобы доставить вам удовольствие, но, надеюсь, вы будете мне за это благодарны!
– Почему мы должны побуждать вас к тому, что обязана подсказать вам собственная совесть? – спросила Луиза.
Бенедикт с улыбкой посмотрел на Валентину.
– И в самом деле, – проговорила она с мучительным волнением, – разве Атенаис недостойна вашей любви? Ведь вы на ней женитесь!
Смятение чувств отразилось на высоком челе Бенедикта. Выпустив руку Луизы, он задержал руку Валентины и неприметно пожал ее.
– Никогда! – воскликнул он, поднимая взор к небесам, как бы клянясь ими в присутствии двух свидетелей.
Взгляд его, обращенный к Луизе, казалось, говорил: «Никогда мое сердце, которым вы владели, не загорится любовью к Атенаис!», а взгляд, обращенный к Валентине, сказал: «Никогда, ибо в моем сердце безраздельно царите вы!»
И он бросился догонять Атенаис, оставив сестер в замешательстве.
Надо признаться, его возглас – «никогда!» – произвел такое сильное впечатление на Валентину, что она еле устояла на ногах. Впервые радость столь эгоистичная, столь жестокая завладела тайниками этого великодушного сердца.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу