Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

– Господи, милая, – задыхаясь, произнес я, мгновенно отмечая, как визгливо прозвучал мой голос. Не по-мужски, это еще очень мягко сказано. Такое впечатление, будто я сварливо укорял ее за неразумный выбор обивки для мебели или за то, что она надела туфли, не подходящие к ее сумочке.

Оставив без внимания мое визгливое вмешательство – и кто бы осудил ее? – она пальнула в воздух. Разок-другой.

Если вы, подобно мне, никогда не слышали вблизи ружейного выстрела, позвольте сообщить вам, что это оглушительный взрыв. Огненные вспышки проникают в мозг, в ушах звенит тройной отзвук запредельно высокой арии, а ноздри забиты горьковатым запахом пороха.

Звуки выстрела бьют рикошетом в стену дома, в склон горы и возвращаются: точно по долине с грохотом скачет громадный акустический теннисный мяч. Я пригнулся, съежился, закрыв голову и осознавая при этом странное спокойствие ребенка. Он по-прежнему сосал свой палец, прижав голову к волне материнских волос. Кажется, что он привык к этому. Словно уже слышал такие выстрелы прежде.

Я встал, выпрямился. Отнял руки от ушей. Вдали через мелколесье сверкали пятки удирающего чужака. Моя жена слегка повернулась. Похлопала стволом ружья по сгибу руки. Свистом подозвала собаку.

– Ха, – изрекла она, перед тем как вновь исчезнуть за углом дома, – нахалов надо учить.

Должен сказать вам, что моя жена умопомрачительна до безумия. Не в том смысле, что требовал бы лечения и опеки людей в белых халатах – хотя порой я задумывался, не бывало ли таких случаев в ее прошлом, – но в каком-то утонченном, более социально приемлемом, менее показном стиле. Ее способ мышления весьма оригинален. Она полагала, по всей вероятности, что палить из ружья для острастки не в меру любопытных чужаков, околачивающихся возле нашей ограды, не только позволительно, но и вполне правомерно.

Вот голые факты о женщине, на которой я женился.

Она безумна, как я, возможно, уже упомянул.

Она предпочитает затворнический образ жизни.

Очевидно, она готова палить из ружья при любой попытке постороннего взгляда на ее потайное уединенное жилье.

Я бросился в дом, с максимальной целеустремленностью для мужчины моих габаритов, вознамерившись догнать ее. Я собирался высказать ей все, что думаю: «Нельзя держать дробовики в доме, где живут маленькие дети. Просто нельзя».

Я повторял эти фразы про себя, проходя по дому и собираясь начать с них мое протестное заявление. Однако, миновав парадную дверь, я словно попал в совершенно другой мир. Вместо серой мороси за домом в палисаднике царило ослепительное бледно-желтое солнце, поблескивая и искрясь на цветах россыпью драгоценных самоцветов. Дочь прыгала через скакалку, которую крутила ее мать. Моя жена, всего лишь мгновение назад представшая в виде грозного стража с ружьем, в длинном сером пальто и шляпе, смахивавшей на капюшон палача, успела скинуть жуткую зюйдвестку и вернуться к своему обычному воплощению. Малыш ползал по траве с мокрыми от дождя коленками, зажав в кулачке цветок ириса и выражая свою радость гортанными звуками одному ему понятного языка.

Такое впечатление, что я вступил в совершенно иные временные рамки, словно я попал в одну из тех народных сказок, где герою кажется, что он проспал всего лишь какой-то час, но обнаруживается, что пролетела целая жизнь и все, кого ты любил, и все, что ты знал, давно мертвы и остались в прошлом. Неужели я и правда пришел с другой стороны дома или мне удалось проспать сотню лет?

Я избавился от странного наваждения. Вопрос об оружии необходимо решить незамедлительно.

– С каких пор, – требовательно вопросил я, – мы владеем огнестрельным оружием?

Жена подняла голову и устремила на меня вызывающий, суровый взгляд, перестав крутить скакалку.

– Не мы владеем, – ответила она, – ружье мое.

Типичная вызывающая реплика. Она, видимо, способна решить вопрос, вовсе не ответив на него. Выбирая деталь, которая не являлась сущностью вопроса. То есть, на самом деле, уклонившись от ответа.

Однако я готов отстаивать свою позицию. У меня уже накопилось более чем достаточно подобного опыта общения.

– С каких пор ты владеешь огнестрельным оружием?

Она пожимает плечом, голым, с мягким золотистым загаром и тонкой белой полоской от майки. Вдруг ставшее тесным нижнее белье засвидетельствовало мгновенное, непроизвольное восстание мужского естества – странно, почему столь тонкая грань отделяет зрелых мужчин от внутренних подростковых проявлений, – но я возвращаюсь к нашей дискуссии. Она не сможет уклониться.