Эрнест Хемингуэй: На сон грядущий

- Не спится вам, signer tenente? [господин лейтенант (итал.)] - спросил он.

- Не спится.

- И мне тоже.

- А почему?

- Не знаю. Так, не спится.

- Вы, может быть, нездоровы?

- Да нет. Я здоров. Только вот не спится.

- Давайте поговорим о чем-нибудь, - предложил я.

- Давайте. Только о чем тут говорить, в этой проклятой дыре?

- Здесь не так уж плохо, - сказал я.

- Точно, - согласился он, - здесь ничего.

- Расскажите, как вы жили в Чикаго, - сказал я.

- Так ведь я вам уже об этом рассказывал, - сказал он.

- Расскажите, как вы женились.

- И об этом тоже рассказывал.

- То письмо, в понедельник, было от нее?

- Точно. Она мне все время пишет. Торговля у нее там идет хорошо.

- Вы, когда вернетесь, найдете налаженное дело.

- Точно. Она хорошо справляется. И барыши неплохие.

- А не разбудим мы остальных своими разговорами? - спросил я.

- Нет. Им не слышно. И потом, они спят, как сурки. А я вот не могу, сказал он. - Я очень нервный.

- Говорите тише, - сказал я. - Курить хотите?

Мы осторожно закурили в темноте.

- Вы мало курите, signer tenente.

- Да, я почти бросил.

- Что ж, - сказал он, - это только на пользу, и, наверно, когда отвыкнешь, так уже и не хочется. Правда, что слепые не курят потому, что не могут видеть дым?

- Вряд ли.

- Ерунда, по-моему, - сказал он. - Хотя так говорят. Да, знаете, мало ли что говорят.

Мы оба замолчали, и я снова прислушался к шуршанью шелковичных червей.

- Вы слышите этих противных червяков? - спросил он. - Слышно, как они жуют.

- Да, забавно, - сказал я.

- Скажите, signor tenente; что такое с вами, что вы не спите по ночам? Я никогда не видел, чтобы вы спали. Вы ни одной ночи не спали, с тех пор как я при вас.

- Не знаю, Джон, - сказал я. - В начале прошлой весны я попал в скверную переделку, и с тех пор мне ночью всегда не по себе.

- Вот и мне тоже, - сказал он. - Не надо было мне идти на войну. Слишком я нервный.

- Может быть, это пройдет.

- Скажите мне, signer tenente, зачем вы-то пошли на войну?

- Не знаю, Джон. Захотелось пойти, и пошел.

- Захотелось? - сказал он. - Нечего сказать, хороша причина.

- Не надо так громко разговаривать, - сказал я.

- Да они спят, как сурки, - сказал он. - И потом, ведь они не понимают по-английски. Ни черта они не знают. Что вы будете делать, когда все это кончится и мы вернемся в Штаты?

- Думаю работать в газете.

- В Чикаго?

- Может быть.

- Вы читаете статьи этого Брисбэйна? Жена всегда вырезает их и посылает мне.

- Читаю, конечно.

- Вы с ним не знакомы?

- Нет, но я знаю его в лицо.

- Хотел бы я с ним познакомиться. Он здорово пишет. Жена хоть по-английски не читает, но газету выписывает, как при мне, а передовицы и страничку спорта вырезает и посылает мне сюда.

- Как ваши малыши?

- Хорошо. Старшая девочка уже перешла в четвертый. А знаете, signer tenente, если б не дети, не быть бы мне вашим вестовым. Меня бы все время держали на передовых позициях.

- Я очень рад, что у вас есть дети.

- Я и сам рад. Девочки хорошие, но мне бы хотелось сына. Три девочки, и ни одного мальчика. Это уж значит - не везет.

- Ну, теперь полежите тихо, может быть, заснете.

- Нет, не засну. У меня весь сон пропал, signer tenente. Но вот вы-то не спите - это меня огорчает.

- Ничего, Джон, это пройдет.

- Такой молодой, и не спит по ночам.

- Все пройдет. Только не сразу.

- Надо, чтобы прошло. Так ведь жить нельзя, если совсем не спать. Может быть, вас тревожит что-нибудь? Что-нибудь у вас есть на душе?

- Да нет как будто.

- Жениться вам нужно, signor tenente. Тогда ничто вас не будет тревожить.

- Едва ли.

- Вам нужно жениться. Выбрали бы себе какую-нибудь хорошенькую итальяночку, с деньгами. За вас любая пойдет. Молодой, красивый, имеете отличия. Были ранены несколько раз.

- Я плохо говорю по-итальянски.

- Отлично говорите. И на кой тут черт говорить по-итальянски? Никаких разговоров и не требуется. Женитесь, и все тут.

- Я подумаю об этом.

- У вас ведь есть тут знакомые девушки?

- Есть, конечно.

- Вот и женитесь на той, у которой денег больше. Они здесь все так воспитаны, что любая будет вам хорошей женой.

- Я подумаю об этом.

- А вы не думайте, signor tenente. Вы действуйте.

- Ладно.

- Мужчине нужна жена. Вы об этом не пожалеете. Каждому мужчине нужна жена.

- Ладно, - сказал я. - Теперь попробуем поспать немного.

- Ладно, signor tenente. Попробую. Только вы не забывайте, что я вам сказал.

- Не забуду, - сказал я. - А теперь поспим немного, Джон.

- Ладно, - сказал он. - Желаю вам заснуть.

Мне было слышно, как он, хрустя соломой, завернулся в свое одеяло. Потом он затих, и я услышал его ровное дыхание. Вскоре он захрапел. Я долго слушал, потом я перестал к нему прислушиваться и снова стал слушать, как едят шелковичные черви. Они ели не переставая, и все время что-то падало в листья. У меня появилось новое занятие; лежа в темноте с открытыми глазами, я стал думать обо всех девушках, которых я знал, и о том, какие бы из них вышли жены. Это было очень интересно и на время вытеснило рыбную ловлю и помешало молитвам. Но в конце концов я вернулся к рыбной ловле, так как оказалось, что реки я все могу припомнить, и в каждой всегда находилось что-то новое, тогда как девушки, после того как я подумал о них несколько раз, стали расплываться в моей памяти и в конце концов расплылись совсем и стали все на одно лицо, и я бросил думать о них. Но молитв я не бросил, и часто ночами я молился за Джона, и его разряд был отпущен с действительной службы до октябрьского наступления. Я был рад, что это так вышло, потому что он причинил бы мне немало забот. Несколько месяцев спустя он навестил меня в миланском госпитале и был очень огорчен, что я еще не женился, и, представляю, как бы он расстроился, узнав, что я до сих пор не женат. Он думал вернуться в Америку и не сомневался в пользе брака, и был уверен, что брак улаживает все.