Эрнест Хемингуэй: Разоблачение

Ко мне подошел старый официант, которого я знал еще по прежним временам, То, что он сказал, меня удивило.

- Нет,- сказал я.- Не верю.

- Да,- настаивал он и махнул головой и подносом в одном и том же направлении.- Только не оборачивайтесь. Он там.

- Не мое это дело,- сказал я ему.

- Да и не мое тоже.

Он ушел, я купил вечерние газеты у только что появившейся другой старухи и стал читать их. Относительно того человека, на которого указывал официант, сомнений не было. Мы оба слишком хорошо его знали. Я мог только подумать: "Ну и глупец. Просто сумасшедший".

Тут подошел один греческий товарищ и подсел за мой столик. Он командовал ротой в Пятнадцатой бригаде и при бомбежке его завалило. Четверо рядом с ним были убиты, его же продержали под наблюдением в госпитале, а теперь посылали в дом отдыха или как это сейчас называется...

- Как дела, Джон? - спросил я.- Угощайтесь.

- А как называется, что вы пьете, мистер Эмундс?

- Джин с хинной.

- Это какая же хинная?

- Индийская. Попробуйте.

- Я много не пью. Но хинная - это хорошо от лихорадки. Я выпью.

- Ну, что говорят врачи о вашем здоровье, Джон?

- А мне не нужны врачи. Я здоров. Только в ушах все время жужжит.

- Вам все-таки следовало бы зайти к врачу, Джон.

- Я был. Он не понимает. Говорит - нет направления.

- Я скажу им. Я там всех знаю. Что, этот доктор - немец?

- Так точно,- сказал Джон.- Немец. Английский говорит плохо.

Тут снова подошел официант. Это был старик с лысой головой и весьма старомодными манерами, которых не изменила и война. Он был очень озабочен.

- У меня сын на фронте,- сказал он.- Другого убили. Как же быть?

- Это ваше дело.

- А вы? Ведь раз уж я вам сказал...

- Я зашел сюда выпить перед ужином.

- Ну, а я работаю здесь. Но скажите, как быть?

- Это ваше дело,- сказал я.- В политику я не мешаюсь. Вы понимаете по-испански? - спросил я греческого товарища.

- Нет. Только несколько слов. Но я говорю по-гречески, английски, по-арабски. Давно я хорошо знал арабский. Вы знаете, как меня засыпало?

Нет. Я знаю только, что вы попали под бомбежку. И все.

У него было смуглое, красивое лицо и очень темные руки, которые все время двигались. Он был родом с какого-то греческого острова и говорил очень напористо.

- Ну, так я вам расскажу. У меня большой военный опыт. Прежде я был капитаном греческой армии тоже. Я хороший солдат. И когда увидел, как аэроплан летает над нашими окопами в Фуентес-дель-Эбро, я стал следить. Я видел, что аэроплан прошел, сделал вираж, и сделал круг (он показал это руками), и смотрел на нас. Я говорю себе: "Ага! Это для штаба. Произвел наблюдения. Сейчас прилетят еще".

И вот, как я и говорил, прилетели другие. Я стою и смотрю. Смотрю все время. Смотрю наверх и объясняю роте, что делается. Они шли по три и по три. Один впереди, а два сзади. Прошли еще три, и я говорю роте: "Теперь о'кей. Теперь ол райт. Теперь нечего бояться". И очнулся через две недели.

- А когда это случилось?

- Уже месяц. Понимаете, каска мне налезла на лицо, когда меня засыпало, и там сохранился воздух, и, пока меня не откопали, я мог дышать. Но с этим воздухом был дым от взрыва, и я от этого долго болел. Теперь я 0'кей, только в ушах звенит. Как, вы говорите, называется то, что вы пьете?

- Джин с хинной. Индийская хинная. Тут, знаете, было до войны очень шикарное кафе, и это стоило пять песет, но тогда за семь песет давали доллар. Мы недавно обнаружили здесь эту хинную, а цену они не подняли. Остался только один ящик.

- Очень хороший напиток. Расскажите мне, как тут было, в Мадриде, до войны?

- Превосходно. Вроде как сейчас, только еды вдоволь. Подошел официант и наклонился над столом.

- А если я этого не сделаю? - сказал он.- Я же отвечаю.

- Если хотите, подите и позвоните по этому номеру. Запишите.- Он записал.- Спросите Пепе,- сказал я.

- Я против него ничего не имею,- сказал официант.- Но дело в Республике. Такой человек опасен для нашей Республики.

- А другие официанты его тоже узнали?

- Должно быть. Но никто ничего не сказал. Он старый клиент.

- Я тоже старый клиент.

- Так, может быть, он теперь тоже на нашей стороне?

- Нет,- сказал я.- Я знаю, что нет.

- Я никогда никого не выдавал.

- Это уж вы решайте сами. Может быть, о нем сообщит кто-нибудь из официантов.

- Нет. Знают его только старые служащие, а они не донесут.

- Дайте еще желтого джина и пива,- сказал я.- А хинной еще немного осталось в бутылке.

- О чем он говорит? - спросил Джон.- Я совсем мало понимаю.

- Здесь сейчас человек, которого мы оба знали в прежнее время. Он был замечательным стрелком по голубям, и я его встречал на состязаниях. Он фашист, и для него явиться сейчас сюда было очень глупо, чем бы это ни было вызвано. Но он всегда был очень храбр и очень глуп.