Чарльз Буковски - Музыка горячей воды

В четыре позвонили в дверь. Марджи подошла и открыла. Там стоял Маркс Реноффски. Он был навеселе.

– Лапа, – сказал он, – мы знаем, что голова у тебя. Что ты собираешься делать с моей головой?

На это Марджи не смогла ему ответить. Маркс протолкнулся мимо нее в дом.

– Ладно, где эта чертова дрянь? Карен хочет ее обратно.

Голова стояла в музыкальной комнате. Маркс походил по дому.

– Ничего у тебя тут. Живешь одна, а?

– Да.

– А че такое, мужиков боишься?

– Нет.

– Слушай, когда Карен меня в следующий раз вытурит, я к тебе завалюсь. Лады?

Марджи не ответила.

– Ты не ответила. Значит, лады. Ну, отлично. Только мне все равно голову надо забрать. Слушай. Я заметил, ты Шопена играешь, когда солнце садится. В тебе виден класс. Мне нравятся классные девки. И бренди наверняка глушишь, а?

– Да.

– Начисли-ка и мне. Три пальца на полстакана воды.

Марджи зашла в кухню. А когда вышла со стаканом, Маркс уже был в музыкальной комнате. Он нашел голову. Стоял, опираясь на нее – локтем прямо на макушку. Марджи дала ему стакан.

– Спасибо. Ага, класс – в тебе есть класс. Рисуешь, пишешь, сочиняешь? Чего-нибудь еще делаешь, кроме Шопена?

– Нет.

– А, – сказал он, подняв стакан и одним махом его ополовинив. – Спорим, делаешь.

– Что делаю?

– Ебешься. Спорим, ебаться ты мастерица.

– Не знаю.

– Ну а я знаю. И не стоит транжирить. Не хочу я, чтоб ты это транжирила.

Маркс Реноффски допил и поставил стакан на пианино рядом с головой. Подошел к Марджи, схватил. От него воняло рвотой, дешевым пойлом и беконом. Иголочные острия волос у него в бороде тыкались Марджи в лицо, пока он ее целовал. Потом он отстранил лицо и оглядел ее своими крохотными глазками.

– Ничего не упускай в жизни, лапа! – Она телом почувствовала, как напрягся его пенис. – Пизду я тоже ем. А не ел, пока полтинник не стукнуло. Меня Карен научила. Теперь мне равных в мире нет.

– Мне бы не хотелось торопиться, – слабо вымолвила Марджи.

– А, да это же прекрасно! Вот что мне нравится – настрой! Чаплин влюбился в Годдард [24], когда увидел, как она кусает яблоко! Спорим, ты яблоки кусаешь только так! Спорим, ты этим своим ртом и другое можешь, да, да!

И он поцеловал ее опять. А оторвавшись, спросил:

– Спальня где?

– Зачем?

– Зачем? Затем, что там и займемся!

– Чем займемся?

– Да еблей же!

– Вон из моего дома!

– Шутишь?

– Не шучу.

– Правда, что ли, не хочешь ебаться?

– Именно.

– Слушай, десять тысяч баб спят и видят, как со мной в люльку залечь!

– Я к их числу не отношусь.

– Ладно, тогда начисли мне еще, и я пойду.

– Договорились. – Марджи ушла на кухню, залила на три пальца бренди в пол стакана воды, вышла и отдала ему.

– Слушай, ты знаешь, кто я?

– Да.

– Я Маркс Реноффски, поэт.

– Я же сказала, я знаю, кто вы такой.

– А, – сказал Маркс, выпив залпом. – Ладно, мне надо идти. Карен, она не доверяет мне.

– Скажите Карен, что, по-моему, она отличный скульптор.

– А, ну да, еще бы… – Маркс взял голову и прошел через всю комнату к двери. Марджи – за ним. На пороге Маркс остановился.

– Слушай, а у тебя в трусиках не чешется?

– Разумеется.

– И что ты делаешь?

– Мастурбирую.

Маркс приосанился.

– Мадам, это преступление против природы и, что гораздо важнее, против меня.

Он закрыл за собой дверь. Марджи посмотрела, как бережно он несет голову по дорожке. Затем он свернул к дому Карен Ривз.

Марджи зашла в музыкальную комнату. Села к пианино. Солнце клонилось книзу. У нее все по графику. Заиграла Шопена. Сегодня она играла Шопена как никогда.

В 6 утра Барни проснулся и стал тыкаться хуем ей в зад. Ширли сделала вид, что спит. Барни тыкался жестче и жестче. Ширли встала и ушла в ванную, помочилась. А когда вышла, Барни скинул одеяло и тыкался в воздух под простыней.

– Смотри, малыша! – сказал он. – Эверест!

– Завтрак готовить?

– Какой на хер завтрак? Залезай сюда!

Ширли залезла, а Барни схватил ее за голову и поцеловал. Изо рта у него воняло жутко, а щетина была еще жутче. Он взял руку Ширли и положил себе на хуй.

– Прикинь, сколько баб себе такое бы хотели!

– Барни, у меня нет настроения.

– Че это – нет настроения?

– А то, что мне секса не хочется.

– Захочется, малыша, еще как захочется!