Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

отлично видел ее со спины. И нашел, что у нее великолепная фигура.

Внезапно Ликотея расхохоталась. Хрипло и визгливо.

- Ладно, - сказала она. - Не стоит из-за этого драться, да? И вообще, что мне защищать? Память о том, что я потеряла в двенадцать лет с рабом в лавке моего отца? Мне это запомнилось только потому, что болван разодрал мне внутри все и у меня потом кровь шла целый месяц. Но у тебя, безобразное чудовище, пожалуй, хватит здоровья, чтобы... чтобы удовлетворить мой аппетит. Хотя я в этом сомневаюсь. Такое никому не под силу. Тут нужно целое войско. Хочешь сперва выпить вина? Я сама его приготовила. Вакх свидетель, оно очень крепкое и придаст крепость твоему клинку. Не улыбайся! Ты скоро поймешь, сколько сил нужно, чтобы оседлать и объездить волчицу Ликотею!

- Возвращайся побыстрее, девочка, - счастливо пробасил Панкрат и сел у порога. Ликотея ловко завернулась в одеяло и подошла к шкафу.

Аристон услышал тихое бульканье вина, но, что она делает, не видел. Когда Ликотея повернулась, одеяло соскользнуло на пол и она предстала во всей своей наготе. Ужасная стигийская нимфа с чашей в руках...

- Пей, Панкрат, - прошептала она, и ее голос за-змеился, словно гадюка. - Пей, о могучий и похотливый великан! Пей до дна... если посмеешь!

Аристон услышал, как Панкрат тяжело, прерывисто задышал. А потом издал долгий, душераздирающий вопль, будто человек, за которым гонятся тени умерших и демоны. Он вскочил и кинулся бежать, земля тряслась под его ногами. А вдогонку несся визгливый, хриплый смех Ликотеи. Казалось, кто-то с силой царапает щит мечом.

Аристон замер, глядя на Ликотею. Юноша сказал Фрине правду: он не раз видел обнаженных девушек. Живя в Спарте, нельзя было этого избежать. Во время религиозных празднеств девушки танцевали обнаженными, распевая девичьи песни, а затем выходили танцевать юноши, тоже без одежды. Они кружились под звуки флейт и лир. Но, глядя на Ликотею, Аристон осознал, что он никогда еще не видел такого... такого непристойного женского тела. Прежде чем

появиться обнаженными на людях, спартанские девушки тщательно сбривали все волосы на теле или выводили их смесью мышьяка и извести. И белые фигуры, двигающиеся, танцующие и раскачивающиеся из стороны в сторону под торжественную музыку, удивительно напоминали статуи и не возбуждали желания.

Но Ликотея - о Афродита и Эрос! - Ликотея была иной. Хотя на самом деле разница была крохотной: всего три курчавых иссиня-черных пятна волос, резко оттенявших белизну ее тела и превращавших его из нагого в голое. Козлоногий бог нарочно сохранил это, чтобы напомнить Аристону: женщина то же животное! Ее кровь тоже распаляется от желания. Она не ожившая статуя, покрытая перламутровой пылью. У статуи нет этих двух совершенно одинаковых темных кустиков, открывшихся взору Аристона, когда Ликотея подняла руки и начала пить из чаши...

Что? Вино, нектар или... кровь? Что могла она пить из этой чаши? Из ЭТОЙ чаши?

Аристону показалось, что внутри него кто-то вскрикнул. Пронзительно и визгливо, как менады, обезумевшие от напитка богов. Похоть разрывала его внутренности, сердце, не давала вздохнуть. Глаза застилала пелена.

Но затем взор Аристона прояснился. Он взмахнул дротиком и со всей силы метнул его. Но то ли Ликотея пошевелилась, то ли он поторопился, то ли какой-то насмешливый, ехидный бог отвел его руку. Вместо того чтобы пронзить Ликотее глотку, дротик проткнул ее плечо и пригвоздил к стене.

Она не вскрикнула и даже не застонала. Она просто стояла и смотрела, как он входит в дом, вытащив из ножен короткий спартанский меч.

Он приставил ей лезвие к горлу. Но вдруг почувствовал, что не может. Руки его ослабели. Аристон никогда еще никого не убивал. А уж о том, чтобы убить женщину, и помыслить не мог. И вот теперь...

Запах, исходивший от Ликотеи, защекотал его ноздри. Все внутри мучительно содрогнулось, в душе завязалась беспощадная борьба между стыдом и желанием. Ликотея не проронила ни слова, даже пальцем не пошевелила, чтобы вымолить жизнь. Наоборот, она плюнула на его дротик и в

70

упор поглядела на Аристона, поглядела насмешливо, презрительно... Она знала, что он пощадит ее, понимала, какой ценой будет куплена эта пощада, и презирала Аристона. Ее глаза, чернее, чем смертный грех, смотрели хладнокровно и уверенно, в них сквозило усталое знание человеческой слабости, и мужской и женской. Ликотея умело нащупывала слабое место каждого и относилась с ледяным, безграничным презрением к людям, проявлявшим хоть какую-то слабость. А следовательно, вообще ко всему человечеству. Затем она медленно растянула губы в улыбке.