Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

Аристон стоял над трупом Хармида и плакал.

Аристон лежал на носилках, крепко стискивая зубы, чтобы не закричать. У него была резаная рана в нижней части живота, прямо над пахом. Она была не очень глубокой, поскольку спартанский гоплит наносил удар, уже будучи пронзенным насквозь мечом самого Аристона, но зато она получилась широкой, кровоточащей и чрезвычайно болезненной.

Однако те слезы и стоны, которые ему приходилось сдерживать, вызывались отнюдь не болью, а куда худшей мукой, терзавшей его сердце. И имя ей было отчаяние.

"И это после того, как мы уже победили, - думал он, чуть не плача. Когда Тридцать были уже низложены, когда к власти пришло правительство Десяти, все еще состоящее из олигархов, но олигархов умеренных, считавшихся людьми достойными и благоразумными, кто мог подумать, что они сделают то, что сделали - пошлют гонца в Спарту просить помощи у Лизандра".

Он горько усмехнулся, прижимаясь спиной к носилкам и чувствуя, как швы, наложенные хирургом на его зияющую рану, впиваются в плоть как раскаленные иглы.

"А я-то поверил, что боги на стороне правого дела, или, по крайней мере, начал в это верить, - думал он. - Это надо же, допустить само существование богов! Предположить, что Вселенная имеет какое-то разумное начало! Ха-ха! Если боги и существуют, то они находятся в рядах ла-кедемонских фаланг; боги даровали попутный ветер и спокойное море сорока триерам Лизандра! И вот теперь..."

И вот теперь он валяется здесь с этой опасной и мучительной раной в животе, он, не получивший даже царапины за всю кампанию против Тридцати. Но ведь на этот раз ему противостояли не изнеженные афинские аристократы, а грозные фаланги спартанских гоплитов, обученных точно так же, как и он, и к тому же, увы, гораздо моложе его.

И все же, благодаря своему огромному опыту, своему несравненному мастерству, он остановил их, превзошел в бою и обратил в бегство. Но его воины не прошли, подобно ему, суровую спартанскую школу. И вот Гаоник и Симонид уже мертвы. Анит ранен, правда легко. И теперь лакедемонянам и их афинским союзникам, которые вообще-то были не в счет, достаточно предпринять еще одну атаку на Пирей и...

Он склонил голову и заплакал. Он оплакивал утраченную свободу. И свои несбывшиеся надежды. Он плакал о Клеотере, которую он больше никогда не увидит, о своем сыне, который так никогда и не полюбит его, о приемной дочери, уже успевшей его полюбить, о Хрисее, которую он

теперь не сможет хотя бы простить - ибо ничего из того, что ему было известно о своих бывших соотечественниках, не давало ему каких-либо оснований полагать, что они намерены отказаться от своего утонченного и милого обычая убивать пленных.

" Если бы только я мог встать, сразиться с ними, - думал он, - умереть в бою с мечом в руке, с высоко поднятой головой, как подобает воину! Если бы только..."

Дверь распахнулась, и вошел Анит. Его рука висела на перевязи. Его глаза были широко открыты от изумления.

- Аристон, - прошептал он, - это был не Лизандр! Это был...

- Кто? - прохрипел Аристон.

- Павсаний! Царь Павсаний! Лаконцы отстранили Ли-зандра от командования! Они не...

-... не доверяют ему, -сказал Аристон. -Они никогда ему не доверяли. И у них были на то все основания, Анит. Лизандр слишком умен, слишком отважен - и слишком честолюбив! Это плохое сочетание, даже по моим понятиям. Он мог бы стать тираном, от власти которого Спарта - да и, в конечном счете, вся Эллада - могла бы избавиться только после его смерти. Но не хочешь ли ты сказать, что они отстранили Лизандра до...

- ...до сражения? Вот именно! Буквально за десять минут до его начала. Павсаний появился в тот самый момент, когда Лизандр уже собирался отдать приказ о наступлении, построив свою армию в боевой порядок! Клянусь Аидом, Аристон! Неужели ты думаешь, что кто-либо из нас остался бы в живых, если бы во главе спартанских гоплитов находился Лизандр!

- Нет, - прошептал Аристон. - Полагаю, что нет...

- Погоди! - ликующим голосом прервал его Анит. - Это еще не все! Ты, я думаю, знаешь, что Павсаний никогда не разделял взглядов своего соправителя, царя Агиса. В отличие от Агиса, у него не было никаких оснований ненавидеть все афинское.

- Ты хочешь сказать, что его жена не привлекала благосклонного внимания Алкивиада? - вяло сострил Аристон.

- Этого я не знаю. Зато я знаю, что, по словам фрасибу-ла, царь Павсаний придерживается демократических воз

зрений, что он любитель философии, поклонник Сократа и даже почитатель Афин.