Артур Кестлер - Слепящая тьма

- Да ведь это же все вранье, - сказал Рихард. - В таком тоне, - оборвал его Рубашов, - я не могу продолжать разговор.

Рихард не ответил. В зале темнело, очертания херувимов и женских тел становились расплывчатыми и блекло-серыми.

- Простите, - после паузы выговорил Рихард. - Я хотел сказать, что это ошибка. Вы толкуете о "тактическом отступлении", а большинство наших лучших людей уничтожено; вы толкуете о правильной стратегии, а те, кто выжил, так испугались, что толпами переходят на сторону врагов. От ваших резолюций там, за границей - здесь никому легче не становится.

Сумерки смазали черты его лица. Он помолчал и потом добавил:

- По-вашему, Анни тоже "отступила"? Пожалуйста, товарищ, должны же вы понять - нас тут травят, как диких зверей...

Рубашов не прерывал его. Но Рихард умолк. Сумерки сгустились в тяжелый сумрак. Рубашов потер пенсне о рукав.

- Партия не ошибается, - сказал он спокойно. - У отдельных людей - у вас, у меня - бывают ошибки. У Партии - никогда. Потому что Партия, дорогой товарищ, это не просто группа людей. Партия - это живое воплощение революционной идеи в процессе истории. Неизменно косная в своей неукоснительности, она стремится к определенной цели. И на каждом повороте ее пути остаются трупы заблудившихся и отставших. История безошибочна и неостановима. Только безусловная вера в Историю дает право пребывать в Партии. Рихард молчал; опершись на кулаки, он не отводил взгляда от Рубашова. Немного переждав, Рубашов закончил:

Вы скрывали наши материалы, вы зажимали нам рот. В ваших листовках каждое слово - неверно, а значит, вредоносно и пагубно. Вы писали: "Движение сломлено, поэтому сейчас все враги тирании должны объединиться". - Это заблуждение. Партия не может объединяться с умеренными. Они неоднократно предавали Движение - и будут предавать его неизменно. Тот, кто заключает с ними союз, хоронит Революцию. Вы говорили: в доме начинается пожар, с огнем должны бороться все; если мы будем спорить о методах, дом сгорит". Это заблуждение. Мы заливаем пожар водой, другие подливают в огонь масла. Поэтому, раньше чем объединяться, надо решить, чей метод правилен. Пожарным нужен холодный ум. Ярость и отчаяние - плохие советчики. Партийный курс определен точно - он, как тропа среди горных ущелий. Тот, кто сделает неверный шаг - вправо или влево, - сорвется в пропасть. На пожаре и в горах необходима устойчивость: закружилась голова - и человек погиб.

Вечерний сумрак еще уплотнился, Рубашов не видел рук Мадонны. Дважды продребезжал хриплый звонок - через четверть часа музей закрывался. Рубашов глянул на свои часы; ему оставалось произнести приговор, и на этом встреча будет закончена. Рихард, упершись локтями в колени, молча и неподвижно смотрел на Рубашова.

- Да, - сказал он после долгой паузы, - тут мне с вами спорить не приходится. - Его голос был усталым и тусклым. - Тут вы правы, что и говорить. И про узкую дорожку в горах - тоже... Только мы-то все равно разбиты. А тот, кто остался живой, - дезертирует. Может, потому, что на нашей тропке, в горах-то, было очень уж холодно. Другие - у них и музыка, и знамена, и яркие костры по ночам, чтоб погреться. Может, поэтому они и победили. А мы, хоть и на правильной дороге, да угробились.

Рубашов молчал. Он хотел узнать, не скажет ли Рихард чего-нибудь еще, а уж потом объявить окончательный приговор. Правда, приговор был предрешен - и все же Рубашов терпеливо ждал.

Темнота скрадывала мощную фигуру отодвинувшегося еще дальше Рихарда; он сидел совершенно неподвижно, его широкие плечи ссутулились, локти твердо упирались в колени, а ладони почти закрывали лицо. Рубашов не шевелился и молча ждал. У него немного ломило челюсть - видимо, разбаливался глазной зуб. Немного погодя Рихард спросил:

- Ну и что же со мной теперь будет?

Рубашов прикоснулся к зубу языком. Ему хотелось потрогать его пальцем, но он сдержался и бесстрастно сказал:

- Мне поручено сообщить вам, Рихард, что Центральный Комитет вынес постановление отныне не считать вас членом Партии.

Рихард не шевельнулся, Рубашов тоже; однако через пару минут он поднялся. Рихард вскинул голову и спросил:

- Значит, для этого-то- вы и приехали?

- В основном, да, - ответил Рубашов. Ему давно было пора уйти, но он все стоял у диванчика и ждал.

- Так что со мной будет? - повторил Рихард. Рубашов промолчал, и Рихард спросил:

- В кинобудке мне больше нельзя ночевать?

Рубашов, немного поколебавшись, ответил:

- Да, лучше не надо, Рихард.