Редьярд Киплинг - Наулака - История о Западе и Востоке

Он причмокнул от удовольствия.

- Хорошо, хорошо, очень хорошо, - шептал он, смакуя прочитанное. Посмотрите, какая красивая реклама! Так, что же произошло за это время в Топазе? - воскликнул он, держа газету на расстоянии вытянутой руки и жадными глазами пробегая газетные столбцы. - О, с ним все в порядке.

Эту обычную фразу он произнес таким нежно-воркующим, музыкальным тоном, что, право, Кейт стоило проделать долгий путь, чтобы услышать ее.

- Так, мы продолжаем двигаться вперед, не так ли? Мы не мешкаем, не бездельничаем, не тратим времени впустую, хотя еще не залучили к себе "Три К". Мы не отстаем от каравана! А посмотрите-ка на эту рубрику "Растлерские корешки" - чуть не целая полоса. Ах, этот бедный, старый, изъеденный червями городишко крепко-крепко спит, так ведь? Нет, подумайте только, ям еще подавай железную дорогу! А вот, послушайте: "Мило С.Ламберт, владелец рудника "Последний котлован Ламберта", имеет большие запасы руды в штабелях, но, как и все мы, считает, что перевозка руды не окупится, если железная дорога пройдет дальше, чем в пятнадцати милях от города. Мило утверждает, что после того, как он вывезет, наконец, руду, штат Колорадо потеряет для него всякую привлекательность". Ну, я так не думаю. Приезжайте в Топаз, Мило! А вот еще: "Когда осенью "Три К" появятся в городе, закончатся наши жалобы на тяжелые времена. А между тем крайне несправедливо по отношению к нашему городу говорить, что Растлер отстает от других городов штата, основанных одновременно с ним, и все честные граждане должны с негодованием отвергнуть это утверждение и приложить все силы для его опровержения. Растлер никогда еще не находился в таком расцвете, как сейчас. Судите сами - на его рудниках в прошлом году добыто руды на 1 млн. 200 тысяч долларов; в городе шесть церквей различных вероисповеданий; молодая, но быстро растущая академия, которой суждено занять одно из первых мест среди американских учебных заведений; по количеству новых зданий, воздвигнутых в городе в прошлом году, мы не уступаем, а может быть, и превосходим любой из городов горного края, и наконец, жители нашего города - это энергичные и целеустремленные бизнесмены. Все это вместе взятое сулит нам в будущем году большой успех Растлер станет достойным своего названия"*.

- Ну, напугали! А нас это совершенно не задевает. Нисколько! И все же жаль, что Хеклер поместил эту корреспонденцию, - прибавил Тарвин, нахмурив брови. - Кое-кто из наших топазцев примет это всерьез и отправится в Растлер дожидаться приезда "Трех К". Так, значит, осенью, да? Ах ты, боже мой! Вот так-так, так-так... А вы, девочка моя, не хотите, чтобы в одно прекрасное утро "Три К" появились в Топазе? - неожиданно спросил Тарвин, усевшись на диване рядом с Кейт и развернув газету так, чтобы она могла читать вместе с ним.

- А вам самому этого хочется, Ник?

- Вы еще спрашиваете!

- Тогда, конечно, да. Но мне кажется, что вам будет лучше, если это не произойдет. А то вы слишком разбогатеете. Как мой отец.

- Ну, я всегда могу нажать на тормоз, когда увижу, что и в самом деле становлюсь богатым. Дайте мне только миновать станцию под названием Благородная Бедность, и я не поеду дальше. А что, приятно видеть знакомые заголовки, правда? Смотрите, имя Хеклера, набранное огромными буквами, а над ним надпись - "Старейшая газета в округе Дивайд", а вот и страстная передовица о будущности города, в которой так в слышится голос Хеклера, его манера и его интонация. Все это так знакомо. У него прибавились две новые колонки объявлений, значит, мы не стоим на месте.

Кейт улыбнулась. И у нее газета вызвала некоторую тоску по дому. Она любила Топаз, но по-своему, и сейчас, пробежав глазами страницы "Телеграммы", увидела мать. которая целый вечер сидит на кухне (она так привыкла сидеть на кухне, когда семья была бедна и им приходилось переезжать с места на место, что и теперь предпочитала кухню всем остальным комнатам в доме), печально глядя на покрытую снегом вершину Большого Вождя и думая о том, что-то сейчас поделывает ее дочь. Кейт навсегда запомнила эти вечерние часы, которые они проводили вместе, переделав все домашние дела. Она помнила старое-престарое кресло-качалку в домике у строящегося железнодорожного пути - эта качалка знавала лучшие времена и в свое время стояла в гостиной, а когда истрепалась, мать обила ее кожей и отправила на кухню. Вытирая подступившие слезы, Кейт вспоминала, что матери всегда хотелось, чтобы дочка сидела именно в нем, вспоминала, как хорошо ей было сидеть у печки на своей подушечке и смотреть на маленькую маму, которую почти и не видно было в этом глубоком кресле. Ей слышалось мурлыкание кошки под печкой и свист чайника; она и сейчас слышала, как тикают часы в доме, и чувствовала, как из щелей в полу тянет по ногам холодным воздухом прерий.