Редьярд Киплинг - От моря до моря

Можно долго рассуждать о тех несчастьях, загубленной любви, разбитых сердцах и сильных душах, совращенных с пути жизни и наставленных на непреклонную дорогу смерти, которые видели эти годы. Как же это было? Иммигранты со стертыми в кровь ногами прорывались в этот круг, а потом вдруг понимали, что отныне они навсегда отрезаны от друзей и нет надежды на возвращение, а сами они попали в лапы других "друзей", которые называли себя священниками Всевышнего. "Но, слава богу, вот идет Ричард Бэкстер", как выразился однажды некий знаменитый богослов.

Я очень рад, что судьбой мне не уготована участь быть кирпичом в стене мормонского храма, который так ловко приткнулся к берегу озера горького и безнадежного.

Глава XXXII

Как я познакомился с важными персонами по дороге из Солт-Лейк-Сити в Омаху

Много видал

городов и людей.

Не поймите меня превратно. Я люблю этих людей, а если уж отыщется повод для уничтожающей критики в их адрес, возьму это на себя. Не знаю почему, но я подарил им свое сердце, отдав предпочтение перед другими народами. Снаружи американцы, так сказать, недожарены и кровоточат по краям; они тщеславнее англичан и чудовищно вульгарны, словно египетские пирамиды, если покрыть их сахарной пудрой наподобие рождественского кулича. Они по-петушиному самоуверенны, соответственно необузданны, небрежны. Я понял, что обожаю американцев, когда повстречался с соотечественником, который насмехался над ними. Он видел в них только дурное, начиная с тарифа и кончая принципом государственности "поступай как знаешь", и поэтому считал их недостойными внимания истинного британца.

"Все допускаю, - сказал я. - Их правительство похоже на временное, законы - обыкновенное текущее мнение, железные дороги сделаны из спичек и заколок для волос; их удачливость зиждется на обилии леса, вод и руды, но не является результатом умственной деятельности. И все-таки это самые крупные и прекрасные люди на земле! Пройдет сотня лет, и вы увидите, что произойдет, когда им закрутят гайки и они забудут некоторые патриархальные заветы покойного мистера Джорджа Вашингтона..."

Когда я оставил своего оппонента, то весьма нуждался в подкреплении своих мыслей, потому что попал в объятия совершенно обворожительного человека, которого случайно встретил на улице сидящим на стуле посреди тротуара. Он покуривал огромную сигару, оказался коммивояжером, и его пути проходили по Южной Мексике. Он рассказывал истории, от которых у меня волосы вставали дыбом: о забытых городах; каменных изваяниях богов, по глаза затянутых дикой порослью; мексиканских монахах; восстаниях и диктатурах. Он-то и затащил меня на Соленое озеро, чтобы искупаться. Озеро находится в пятнадцати милях от города, и туда часто ходят поезда обыкновенные трамвайные вагоны без крыши. Железнодорожное полотно, как, впрочем, повсюду в Америке, поражало своими ухабами. На подступах к озеру местность стала совсем уже скудной. На твердых плоских берегах озера были устроены купальные мостки, эстрады, буфетные стойки, но они только подчеркивали унылость пейзажа. У американцев еще руки не доходят до своих пейзажей.

- Крепитесь, - сказал коммивояжер, входя в тяжелую, как ртуть, воду. Входите же!

Я вошел и шел до тех пор, пока не всплыли мои ноги. Пришлось продвигаться вперед так, словно я противостоял напору сильного ветра, но мои голова и плечи продолжали торчать над водой. Ужасное ощущение невозможность утонуть. Плыть было тоже бесполезно. От воды нельзя было отталкиваться, поэтому я просто-напросто сел на нее и остался на плаву, словно роскошный анемон, посреди сотен других, барахтавшихся вокруг. Купаться в этом теплом, липком рассоле можно хоть три четверти часа, не опасаясь дурных последствий. Однако на берег выходишь покрытым с головы до пят белой солью. Если проглотить добрую порцию этой воды, можно считать себя покойником. Это истинная правда: я глотнул только полпорции и вследствие этого покойник наполовину.

На обратном пути через плоскую равнину, которая окаймляла озеро, коммивояжер обратил мое внимание на некоторые народные обычаи. Большая железнодорожная платформа вмещала около сотни мужчин и женщин, "с песней на устах возвращавшихся с морей". Они пели, кричали, сыпали довольно солеными остротами, в общем, вели себя словно их заморские сестры и братья - арийцы и арийки из Старого Света.

Позади меня сидели две скромницы в белом. Никто не сопровождал их. На девиц обратил чары своей неиссякаемой любви избранник этого сборища молодой человек с голосом великолепного диапазона. Девушки рассмеялись, но ничего не ответили. "Сватовство" было возобновлено в самых экстравагантных выражениях. Сидящие рядом зааплодировали. Когда мы приехали в город, девушки пошли своей дорогой, парни своей. Улица была густо затенена кронами деревьев. Увидев это, я вспомнил лондонских хулиганов и удивился, что никто не пристает к девушкам.