Жан-Луи Кюртис - Молодожены

-- Собственно говоря, ты прав, -- говорит она, когда они садятся за столик. -- Я предпочитаю нашу тратторию великолепию "Даниели". Здесь хоть все подлинное. И обстановка, и еда без туфты.

Она виновато прикусывает губу и смеется.

-- Ой, прости, дорогой! Забыла, что ты не любишь этого слова.

-- Да говори его себе на здоровье!

-- Нет, нет. Не знаю, право, почему ты его не любишь, но, раз так, я его навсегда исключу из обихода... Посмотрим, что сегодня в меню.

Она долго изучает меню с видом знатока и все колеблется, что взять, хотя выбор не так уж велик и она уже успела перепробовать все блюда.

-- Ну что, возьмем scampi? [омары (итал.)] Или лучше scallopine? [эскалопы (итал.)] А может, мне остановиться на lasagne?.. [лапша с овощами в мясном соусе (итал.)] Да, решено, я буду есть lasagne. Это забавно.

Он все еще не перестает удивляться ее способности находить "забавными" вещи, к которым на первый взгляд это определение совершенно не подходит, потому что они совсем из другой области. Когда речь идет о еде, то естественней назвать ее вкусной, а произведение искусства прекрасным.

-- Дорогая, ты всегда поражаешь меня неожиданностью своих определений, -- говорит он весело. -- По-твоему, lasagne забавны?

-- Ну да, их забавно есть. Не разберешь, что это -- овощи или мясо...

-- Удивляюсь, как это ты еще не сказала, что забавны La Salute или площадь Святого Марка.

-- Что ж, и они забавны в известном смысле. Все зависит от точки зрения. Для марсианина площадь Святого Марка должна быть безумно забавной -ну что, съел?

-- Но ты же не марсианка.

-- Конечно, дорогой. Из нас двоих скорее ты марсианин.

И они с нежностью посмотрели друг на друга. Ее глаза мерцают, как самоцветы, должно быть, из-за сине-зеленых век... Он шепчет:

-- Слижу я горькую слезу, разбавленную сладким гримом.

Она изображает испуг:

-- У меня потекли ресницы! Какой ужас!

-- Это цитата.

-- Точно. Откуда это?

-- Маллармэ.

-- Сколько стихов ты знаешь... Никогда бы не подумала. Ты ведь занимаешься наукой.

-- Так мало.

-- Правда, дорогой. От ученого у тебя одна рассеянность. Когда уж ты наконец изобретешь порох? А вот и Марио.

К ним подходит хозяин, чтобы самолично взять заказ. Даже в таком дешевом ресторанчике это знак особого внимания. Сеньор Марио всячески демонстрирует свою симпатию к этой молодой французской паре "in viaggi di nozze" [свадебное путешествие (итал.)]. Он делает вид, будто всерьез флиртует с молодой дамой, оба дурачатся, не скупясь на соответственные жесты и мимику, и получают полное удовольствие. Она по-ребячьи радуется этой нелепой игре, ведет себя как принцесса, которой удалось вырваться из тисков этикета!

-- Обожаю Марио, -- говорит она, когда хозяин направился к другому столику. -- Он душка.

-- По-моему, он позволяет себе слишком много. Ты не считаешь?

-- Только попробуй сказать, что ты ревнуешь.

-- Пожалуй, немножко.

-- Какая прелесть!

-- Мне вдруг показалось, что все это уже однажды было.

-- Было? Предатель! Ты ездил в Венецию с другой? Нет? Клянись, что этого не было.

-- Клянусь! Клянусь, что этого не было, потому что этого не могло быть никогда! Провалиться мне на этом месте, если вру!

-- Значит, ты водил какую-то девчонку в итальянский ресторан в Париже. Говори, кого?

-- Нет, я никого не водил! Скорее это кадр из фильма.

-- Что?

-- Мне кажется... Должно быть, я видел в кино такую сцену: влюбленная пара в ресторане, и хозяин все время демонстративно ухаживает за дамой...

Она опускает глаза и несколько секунд глядит на скатерть; кончиками пальцев она катает крошку хлеба возле тарелки.

-- Ничего тут такого нет, -- добавляет он, помолчав. -- Кино теперь снимают про все.

В ресторан входит уличный певец. Он запевает "Torna Sorriento" ["Вернись в Сорренто" (итал.)], аккомпанируя себе на мандолине, и пробирается между столиками. Вот он уже стоит возле нее. Он поет только для нее, словно это серенада. Муж стискивает пальцы, он изо всех сил старается сохранить на лице улыбку, но левый уголок его губ подергивается, как от нервного тика. Ему явно неприятно, что их троица привлекает всеобщее внимание.

Только некоторое время спустя, уже на террасе кафе "Флориан", он успокаивается: никто больше не обращает на них внимания, они уже не актеры, а зрители. Спектакль, который они пришли смотреть, -- это толчея иностранных туристов на площади. Она не устает (уверяет она) смотреть на это "непрерывное кино". Иногда, правда, кажется, что она педалирует, демонстрируя эту свою увлеченность, играет ею, словно веером, но он готов участвовать в этой игре: ничего нет приятнее (он говорил ей это уже несколько раз, как бы желая подчеркнуть их согласие во всем), чем вместе смеяться над одним и тем же. Помимо близости, больше всего роднит людей смех... Минуты, когда их обоих вдруг охватывало неудержимое веселье, были, бесспорно, лучшими за все путешествие.