Иван Щеголихин - Должностные лица

— А себе стал бы работяга строить вот так? А детям своим стал бы? А если бы дом с плиткой не народу принадлежал, а лично ему? — Ну скоты-ы, — тянул он ласково, довольный встречей, ну молотки-и, его величество...

— Хоть что-нибудь сделали бы по-человечески, — машинально посетовала Ирма, хотя на самом деле она готова была войти в квартиру без стен, без окон, без дверей, лишь бы с крышей, остальное Шибаев сделает. Если он получил ключ для встреч, на время, то она — для жизни, навсегда.

— Ладно, пришлю Цыбульского, пусть наведет марафет.

— Ты уж его потерпи, пожалуйста, еще немного, — попросила Ирма.

У Шибаева с Цыбульским дружба, как у собаки с кошкой, в гробу бы его видеть, но придется снова к нему обращаться, поскольку Цыбульский — начальник РСУ, ремонтно-строительного управления. Без него Шибаев не сдал бы досрочно цех выделки и крашения. Цыбульский свое получил, можно было бы его послать, но дружбу терять не будем, вернее сказать вражду, при ней легче считать дебет-кредит. Конечно, он сдерет за квартиру по-наглому, ну и что? Каждый работает как умеет.

— Я боялась, что после той истории он обозлится, — сказала Ирма.

— Деловые люди знают, злость не рентабельна. Как говорит Гриша Голубь, делать бизнес — значит объединять интересы.

Перед ноябрьскими праздниками во Дворце культуры металлургов Цыбульский настелил линолеум ни в сказке сказать, ни пером описать. Шибаев попросил Цыбульского настелить такой же у него в приемной и в кабинете, тот согласился, и всего за триста рублей сверх наряда, то есть чистых на лапу. В пятницу договорились, в субботу линолеум был настелен, в понедельник Цыбульский прибыл на своем «Жигуле» под номером «10-10» получить навар. Самого Шибаева не было, он уехал в управление местной промышленности, Цыбульского встретил Вася Махнарылов и сказал, что Роман Захарович платить не велел. «Почему?» — вежливо осведомился Цыбульский. «Не та работа, — сказал ему Вася, — дерьмовый цвет и вообще туфта. Во Дворце линолеум сиял оранжевым полем с косыми зелеными квадратами, а директору мехового комбината настелил черт знает что, цвета гнилой соломы с разводами грязи». Цыбульский подождал-подождал, может быть, Махнарылов что-то добавит, и Вася добавил: «Я не хочу печалить вас ничем, но за такой вшивый дерматин можно и схлопотать», — после чего начальник РСУ укатил на своих «10-10» без трехсот рублей, о чем Вася доложил Шибаеву после обеда.

Но едва он успел доложить и отбыть на строительство цеха выделки и крашения, как в кабинет Шибаева, попирая звонкие требования секретарши Сони, вошли два мордоворота, полпреды Цыбульского, один благодушный верзила под потолок, второй маленький и злобный, как крыса. У Цыбульского контингент известный — вчера из зоны, эти же были — позавчера, ибо вчера они обмывали свой выход на свет, разило от них на версту. Без лишних слов, ни здравствуй, ни прощай, прошли они в дальний угол шибаевского кабинета и начали двигать там святая святых — бар с бутылками внутри и с цветным телевизором снаружи, причем верзила, пятясь, саданул задом по столу Шибаева так, что загремели его телефоны, а чернильный прибор «Кобзарь» с календарем и приемником на батарейках свалился на пол, на этот самый злосчастный линолеум, но сокрушители и ухом не повели. Спокойно, неторопливо, они начали отдирать линолеум железякой, какой взламывают обычно квартиру грабители — гвоздодером, фомкой. Шибаев смотрел на них молча, останавливать их всякими словами вроде «какое вы имеете право» он не пытался, но было бы ружье под рукой — пристрелил бы, как кабанов, в упор, и легко бы доказал, что защищался и не превысил пределов необходимой обороны, в чем ему помог бы Гриша Голубь. Они отодрали одну полосу ближе к окну, затем настал черед полосы, на которой стоял стол Шибаева, маленький взялся за край и сказал невыразимо гнусным голосом: «Па-адвинься, дядя». Шибаев в тон ему ответил: «Чичас», набрал телефон РОВД, повезло, попал сразу на Игнатия Цоя, и приказал ему: срочно наряд. С наручниками. Без шуток. Разбойное нападение. Большой что-то попытался сказать в оправдание, вроде нас послали, а маленький злобно выдавил: «Ты, дядя, большой шутник, смотри, так можно и с жизнью расстаться», — и поиграл, переложил фомича с руки на руку. А когда с воем сирены подкатил милицейский газон, Шибаев выложил из карманов все, что было — носовой платок, ключи и расческу, кошелек с деньгами, спустил свой галстук до пупа, перевернул бумаги на столе, мало того — сейф раскрыл с документами и сам встал руки вверх под портретом Л. И. Брежнева. «Э, начальник, э, — пытался его остудить верзила, — у нас же приказ Цыбульского», а маленький злыдень зашепелявил: «Да ты щё, сука, да ты щё?» Вошли трое в новой форме цвета маренго и в самом деле с наручниками, маленький схватил напарника за рукав и заголосил по-свинячьи: «С-саня, нам тут статья карячится! Саня, я же условно досрочный!» — после чего упал на колени перед столом Шибаева и начал икать, да с такой силой, что голова его дергалась, как от удара, вот-вот отвалится и скатится на линолеум. Прямо из кабинета Игнатий Цой, старший лейтенант милиции, зам начальника РОВД, отвез их в нарсуд Октябрьского района, им тут же влепили обоим по пятнадцать суток — к величайшему их счастью, ведь ничего не стоило правосудию вломить им и по пятнадцать лет, поскольку была полная картина разбойного нападения на должностное лицо при исполнении служебных обязанностей. Была еще одна мелочь — в приемной сидела в тот день молоденькая секретарша Соня Костаниди, Шибаев принял ее неделю назад по просьбе Гмырина, она родственница его лучшего экспедитора. Шибаев провел с ней собеседование, заверил, что место спокойное, заходят к нему люди солидные, из горкома, из исполкома, из шахтоуправления, надо быть вежливой, внимательной, встречать с улыбкой, а тут на тебе — недели не прошло, как вломились головорезы и чуть не унесли пол из кабинета вместе с директором.