Франц Кафка - Превращение [сборник]

С необычайной ловкостью я вспрыгнул моему знакомцу на плечи и, ткнув кулаками в спину, заставил бежать легкой рысью. А как только он начинал недовольно топать ногами или даже останавливаться, я пинал его башмаками в живот, чтобы взбодрить. Дело пошло, и мы на хорошей скорости въехали внутрь обширной, но еще не готовой к моему прибытию местности, где время близилось к вечеру.

Проселочная дорога, по которой я ехал, была каменистая и довольно круто поднималась вверх, но мне как раз это нравилось, и я сделал ее еще каменистее и еще круче. Как только мой знакомец спотыкался, я дергал его за волосы, а как только он вздыхал, я бил его кулаком по темени. При этом я чувствовал, как хорошо на меня действует эта вечерняя скачка; придя в отличное расположение духа, я решил придать ей еще больше лихости и заставил встречный ветер сильными порывами дуть нам в лицо. Потом я стал еще и нарочито высоко подскакивать на широких плечах моего знакомца и, охватив руками его шею, откинул голову назад, так что мог смотреть на неповоротливые облака, передвигавшиеся по небу с меньшей скоростью, чем я по земле. Я смеялся и весь дрожал от храбрости. Пальто мое летело за мной по воздуху, придавая мне еще больше силы. При этом я накрепко сцепил руки и сделал вид, будто не понимаю, что тем самым душу моего знакомца.

А небу, которое мало-помалу скрылось за густыми кронами деревьев, выросших по моей воле на обочинах дороги, я крикнул в азарте бешеной скачки: «Некогда мне слушать влюбленные бредни, у меня и других дел хватает. Зачем он ко мне привязался, этот влюбленный болтун? Все они счастливы, особенно если есть с кем поделиться. Они думают, что им выпал счастливый вечер и уже от одного этого радуются предстоящей жизни».

Тут мой знакомец рухнул на землю, и, осмотрев его, я обнаружил, что он сильно расшиб колено. Поскольку я больше не мог воспользоваться им, я оставил его на каменистой дороге и только свистнул коршунам в небе, чтобы они спустились его охранять; несколько птиц покорно уселись на нем с серьезным выражением клювов.

А я обязательно пошел дальше пешком. Но пешком идти вверх по горной дороге я побаивался, поэтому дорога согласно моему желанию стала пологой и в конце концов где-то вдали стала опускаться в долину.

Камни тоже исчезли таким же путем, ветер улегся и растворился в вечернем воздухе. Я шагал в хорошем темпе, а так как дорога шла под гору, то я задрал голову, выпрямился и скрестил руки за головой. Поскольку я люблю сосновые леса, дорогу обрамлял сосновый лес, а поскольку я люблю молча глядеть на звездное небо, то на распростертом надо мной куполе медленно и спокойно выступили звезды, как они всегда это делают. Я заметил лишь несколько облаков удлиненной формы – их гнал ветер, дувший лишь на их высоте.

На довольно большом удалении от дороги, по которой я шел, вероятно, по ту сторону какой-то реки, я пожелал увидеть высокую гору; гора тут же возникла; ее вершина, поросшая густым кустарником, упиралась в небо. Я еще мог явственно различить маленькие веточки и колыхания верхних ветвей. Как ни обычен этот вид, он меня так обрадовал, что я, оборотившись в птичку, качающуюся на ветках этих далеких колючих кустов, совсем позабыл выпустить на небо луну, которая уже ждала за горой, вероятно, досадуя на меня за задержку.

Но вот уже вершину горы залил холодный свет, предшествующий восхождению луны, и она выплыла собственной персоной из-за какого-то качающегося куста. А я, все это время смотревший в другую сторону, теперь поглядел прямо перед собой и вдруг увидел луну, светившую мне в лицо почти полным кругом: я остановился с тоской в глазах, ибо моя полого спускавшаяся вниз дорога, как мне показалось, прямиком упиралась в этот страшный светящийся круг.

Но вскоре я уже свыкся с луной и вдумчиво наблюдал, с каким трудом она поднималась по небу, пока наконец, когда мы с ней уже прошли навстречу друг другу довольно большое расстояние, не почувствовал приятную сонливость, которая, как мне подумалось, навалилась на меня из-за утомительных событий дня, о которых я, правда, уже ничего не помнил. Какое-то время я шел с закрытыми глазами и не давал себе заснуть, громко и ритмично хлопая в ладоши.

Однако потом, когда дорога стала угрожающе ускользать у меня из-под ног и от усталости все начало расплываться перед глазами, я бросился к склону справа от дороги и стал лихорадочными движениями карабкаться по нему вверх, чтобы успеть вовремя добраться до высокого и густого соснового бора, в котором собирался провести ночь. Торопиться было необходимо. Звезды уже начали гаснуть, и луна, потускнев, утонула в небе, словно в текучей воде. Гора уже стала частью ночи, дорога обрывалась на том самом месте, где я бросился к склону, а из чащи леса на меня надвигался треск падающих деревьев. Я бы мог тут же улечься на мох спать, но боюсь муравьев; поэтому я вскарабкался на дерево, обхватив его ствол ногами; дерево это тоже уже раскачивалось, хотя никакого ветра не было, лег на сук, прислонив голову к стволу, и быстро заснул, в то время как по моему капризу на конце сука появилась белочка, уселась, задрав хвостик, и стала раскачиваться.