Уильям Конгрив - Любовь за любовь

Анжелика. Чего стоят желания безумца? К тому же так мне легче... Если я его не увижу, то, возможно, меньше стану жалеть... А если позабуду - так ведь он и сам себя не помнит. Теперь я все знаю, и на сердце у меня заметно полегчало.

Скэндл. Значит, доброта недолговечна? Вы же только что признались мне, что в долгу перед ним за его любовь.

Анжелика. Но я всегда считала его страсть неразумной и безотчетной. Он любит, ибо иначе не может, а я не люблю, ибо иначе не могу. Это так же не зависит от нас, как то, что он мужчина, а я женщина, или что мне вот надоело здесь быть, и все! Пойдем, Дженни. (Уходят.)

Скэндл. Ну и ну! Разыграла как по нотам!

Входит Джереми.

Джереми. Да никак ушла, сударь?

Скэндл. Ушла? Да ее здесь не было. Наверно, мы с тобой просто обознались и это была не она.

Джереми. Час от часу не легче! Новая напасть! Мало нам одного полоумного! А барин жаждет ее видеть; он, как узнал, что она здесь, сэр, чуть от радости взаправду не спятил.

Скэндл. Все мы заблуждаемся. Не спрашивай меня больше, я все равно ничего не могу тебе объяснить. А хозяину твоему я все сам скажу. Но если

с отцом нас постигнет такая же неудача, как с возлюбленной, Валентину придется спуститься с вершины безумия на стезю здравого смысла и ждать, когда его околпачат, как других разумных людей. Я слышу голос сэра Сэмпсона. Помнишь, что тебе говорить? Я пойду к твоему барину. (Уходит.)

Входят сэр Сэмпсон и Бакрем.

Сэр Сэмпсон. Вот бумага за его подписью, мистер Бакрем.

Бакрем. Отлично, сэр. А в этом ларчике заготовленная мной передаточная, если он готов приложить к ней руку и печать.

Сэр Сэмпсон. Готов не готов, а приложит! И хоть он притворился больным, все равно не отвертится. А, вот этот бездельник, его слуга. Эй ты, где твой барин?

Джереми. Ах, сэр, нет его больше.

Сэр Сэмпсон. Неужто умер? !

Джереми. Нет, сэр, не то.

Сэр Сэмпсон. Так он покинул город? Сбежал? Провел меня? Говори, мошенник!

Джереми. А что говорить, сэр? Он цел и невредим, сэр, вот только дал бы бог, чтоб был так же здрав, бедняжечка! И никуда он не делся, сэр, а все-таки нет его, сэр.

Сэр Сэмпсон. Ты что, негодяй, насмехаться надо мной вздумал?! Говори толком, где он? Я все равно его раздобуду!

Джереми. Бог вам помочь, сударь, а то он никак себя не сыщет. У меня, сэр, прямо сердце кровью обливается... Думать о нем без слез не могу, сэр! Ну так защемит, сэр, так, будто по ком звонят или припадочного в воду окунают.

Сэр Сэмпсон. Нельзя ли без глупых сравнений, приятель? Скажи по-людски, просто и ясно, что с ним такое, не то я проломлю тебе, дураку, череп.

Джереми. Вот-вот, оно самое и есть, сэр. Череп у него лопнул, у бедняжки, с того он и тронулся, сударь.

Сэр Сэмпсон. Тронулся, говоришь?..

Бакрем. Так он non compos?

Джереми. Да, сэр, совсем не компас!

Бакрем. Тогда все зазря, сэр Сэмпсон. Если он non compos mentis {Не в здравом уме (лат.).}, его поступки и свидетельства неправомочны, они недействительны по закону.

Сэр Сэмпсон. Да все это плутни! Веди-ка меня к нему. Тронулся, эко выдумал! Он у меня живо очухается!

Джереми. С ним мистер Скэндл, сэр. Сейчас я постучусь к ним.

Джереми идет в глубь сцены, декорация раздвигается,

и зрители видят Валентина и Скэндла.

Полуодетый Валентин сидит на постели.

Сэр Сэмпсон. Что это значит? В чем дело?

Валентин (вскакивает}. Ай, кто это?!.

Скэндл. Бога ради, говорите с ним мягко и спокойно, сэр. Не раздражайте его.

Валентин. Ответьте мне, кто этот и вон тот!..

Сэр Сэмпсон. Он что, не узнает, черт возьми? И броситься может? Буду говорить поласковей. Вал! Вал! Ты что, не узнаешь меня, мальчик? Не узнаешь родного отца?.. Я ж твой отец, Вал! А это - честный Бриф Бакрем, стряпчий.

Валентин. Может и так... А я не узнал вас... На свете много людей... Одни - знакомые, другие - незнакомые, а солнце светит всем поровну. Есть отцы с кучей детей, а есть дети с кучей отцов. Чудно, правда? А я - Истина и пришла научить людей лжи.

Сэр Сэмпсон. Не знаю, что ему и сказать!

Валентин. А почему этот стряпчий в черном? Он что, ходит совестью наружу? Стряпчий, ты кто? Ты меня знаешь?

Бакрем. Господи, что мне ответить? Как же, сэр!

Валентин. А вот и врешь! Я кто? Истина! У вашего брата я не в чести. Меня изгоняют из Вестминстер-Холла в первый же день каждой сессии, а как давно - не помню! А сейчас я вам скажу вот что: задам вам один вопрос, на который и знатоку арифметики не ответить. Скажите, каких душ больше - тех, что Библия спасла в Вестминстерском аббатстве или тех, что она погубила в Вестминстер-Холле? {69} Я-то ведь Истина, я не знаю. У меня знакомых раз, два - и обчелся.