Джозеф Конрад - Теневая черта

Я шел по солнцу, не обращая на него внимания, и в тени больших деревьев эспланады, не наслаждаясь ею. Жара тропического востока проникала сквозь густую листву, обволакивая мое легко одетое тело, прилипая к моему мятежному недовольству, словно желая лишить его свободы.

Дом моряков был просторным бёнгало с широкой верандой; от улицы его отделял садик, имевший курьезно пригородный вид, с кустами и несколькими деревьями.

Это учреждение имело отчасти характер местного клуба, но с легким правительственным привкусом, так как находилось в ведении портового управления. Его заведующий официально именовался старшим стюардом. Это был жалкий, сморщенный человечек, которому превосходно пошел бы жокейский костюм. Но было очевидно, что в тот или иной период жизни, в том или ином звании, он имел какоето отношение к морю. Может быть, просто во всеобъемлющем звании неудачника.

Мне казалось, что служба у него очень легкая, но он почему-то уверял, что его должность когда-нибудь сведет его в могилу. Это было несколько загадочно. Может быть, такова уже была его натура, что все ему казалось трудным. Во всяком случае, он, очевидно, терпеть не мог, чтобы в доме жили люди.

Войдя в, дом, я подумал, что стюард должен быть доволен. Здесь было тихо, как в могиле. В жилых комнатах я не видел ни души; и веранда тоже была пуста, если не считать какого-то человека, дремавшего, развалившись в шезлонге, в дальнем конце ее. При звуке моих шагов он открыл один отвратительно-рыбий глаз. Я не знал, кто это.

Я ушел с веранды и, пройдя через столовую - неуютную комнату с голыми стенами и неподвижной пункой, висящей над средним столом, - постучал в дверь, на которой была надпись черными буквами "Старший стюард".

В ответ на мой стук послышалась раздраженная и скорбная жалоба: "О господи! О господи! Что еще?" - и я вошел.

Странно было видеть под тропиками такую комнату.

В ней царили полумрак и духота. Окна были закрыты, и этот субъект навесил на них пропыленные дешевые кружевные занавеси. Углы были заставлены грудами картонок, какие в Европе употребляют портнихи и модистки; и каким-то образом он раздобыл себе мебель, которая, казалось, вышла прямо из почтенной гостиной лондонского Ист-Энда - набитый волосом диван и такие же кресла.

Я заметил грязные салфеточки, наброшенные на эту ужасную мебель, которая внушала страх, потому что нельзя было угадать, какая таинственная случайность, нужда или фантазия занесли ее сюда. Ее владелец снял свой китель и в белых брюках и тонкой фуфайке с короткими рукавами расхаживал за спинками кресел, потирая худые локти.

Когда он услышал, что я хочу остановиться в доме, с его уст сорвался испуганный возглас; но он не мог отрицать, что свободных комнат сколько угодно.

- Отлично. Вы можете дать мне ту, которую я занимал раньше?

Он издал слабый стон из-за наваленных на стол картонок, в которых могли быть перчатки, носовые платки или же галстуки. Хотел бы я знать, что он в них хранил? В этом его логове стоял запах разрушающихся кораллов, восточной пыли, зоологических образцов. Я видел только его макушку и грустные глаза, смотревшие на меня из-за барьера.

- Всего на несколько дней, - сказал я, чтобы ободрить его.

- Может быть, вы хотели бы заплатить вперед? - с энтузиазмом предложил он.

- Конечно, нет! - выпалил я, как только был в состоянии заговорить. Никогда не слышал ничего подобного!

Это такая наглость...

Он схватился обеими руками за голову - жест отчаяния, укротивший мое негодование.

- О господи! О господи! Не сердитесь так. Я спрашиваю всех.

- Я этому не верю, - заявил я напрямик.

- Ну, так собираюсь спрашивать. И если бы вы все согласились платить вперед, я мог бы получить плату и с Гамильтона. Он всегда высаживается на берег без гроша и, даже когда у него есть деньги, не хочет платить по счетам. Я не знаю, что с ним делать. Он ругает меня и говорит, что не могу же.я выбросить на улицу белого человека. Так вот, если бы вы согласились...

Я был поражен. И не поверил. Я заподозрил этого субъекта в беспричинной наглости. Я очень выразительно сказал ему, что раньше увижу на виселице и его и Гамильтона, и предложил ему не надоедать мне больше своим вздором, а проводить меня в мою комнату. Тогда он достал откуда-то ключ и вышел из своей берлоги, бросив на меня искоса злобный взгляд.

- Есть здесь кто-нибудь, кого я знаю? - спросил я его, прежде чем он вышел из моей комнаты.

Он впал в свой обычный жалобно-нетерпеливый тон и сказал, что здесь находится капитан Джайлс, только что вернувшийся из рейса в море Соло. Кроме него есть еще два человека. Он сделал паузу.