Гейвин Лайелл - Темная сторона неба

Здесь мы увидели несколько золотых кувшинов, не слишком хороших по исполнению, словно они были слеплены из полос какой-то металлической пластической массы. В места соединения были вставлены рубины.

Все предметы были влажными и в комочках грязи, но все равно смотрелись на миллион.

Никто из нас не проронил при этом ни слова. И не притронулся ни к чему. Будь мы наедине с этим, любой из нас мог бы взять что-то в руки, подержать, погладить, ощутить, как следы этого богатства остаются на ладонях. Но такое было слишком интимно, сродни любви.

Второй ящик мы даже не открывали.

Кен достал сигареты и подал мне одну, затем повернулся к окну.

- Проясняется, - сказал он.

Я взглянул на часы.

- Через полчаса все пройдет.

- Да. - Кен подошел и закрыл крышку. - Они видели с Саксоса, как мы садились. Только просветлеет, они будут тут. Понесли это отсюда.

Вернулся Моррисон, в чистой рубашке, чистых брюках, умытый и причесанный. Он взглянул на ящики, затем на нас.

- Посмотрели? - поинтересовался он.

Я кивнул.

- И что вы теперь собираетесь делать?

- Выносить. Когда наваб прикатит сюда, ему лучше не знать, что ты когда-нибудь видел их. Так что оставайся Николаосом.

- А когда вы?..

- Потащили на берег, - сказал Кен.

Моррисон взглянул на него и ничего не произнес.

С каждой стороны ящики имели веревочные ручки. Прежние сопрели, но Моррисон перед этим, как видно, заменил их на проволочные. Он дотащил их в одиночку из рощи, а втроем-то тут и делать было нечего.

Я взялся за ручки одного и другого ящика, Кен здоровой рукой взял один ящик, Моррисон - другой, а свободной рукой открыл дверь.

Держа в одной руке мокрый плащ, а в другой - "люгер", вошел Хертер.

Будь у нас хоть в каждом кармане по автомату, в таком положении мы с Кеном были не менее пацифисты, чем статуя Ганди.

Хертер, должно быть, рассчитывал на это, ждал этого, прислушиваясь за дверью. В комнату он вошел бочком, приглядываясь к нам, на лице у него появилась слабая улыбка. Он выглядел мокрым и усталым: пересечь море в такую погоду - не большое удовольствие. Но на ногах он стоял уверенно, а "люгер" в руке лишь добавлял ему этой уверенности.

Что такое "люгер", я хорошо знал. Я стоял спокойно, зная манеру наваба посылать впереди себя этого мистера, чтобы он сделал всю грязную работу.

- Привет, мистер Китсон. Мы очень соскучились по вам.

Кен не ответил. В глазах Хертера я увидел блеск за стеклами очков, которого раньше не наблюдал. Теперь он сам тут хозяин, он выполняет приказ босса, и его босс предпочел бы не видеть, как он это делает.

Он был похож на человека, которому хочется кого-то убить.

- Медленно опустите ящики, - приказал он.

Мы медленно опустили ящики.

- Теперь поднимите руки вверх, пожалуйста.

Мы подняли руки.

Дверь в соседнюю комнату отворилась и вошла женщина. Хертер резко обернулся, и его рука аж побелела, сжимая "люгер". Я покачнулся вперед, открыв было рот, но пистолет резко передвинулся в мою сторону.

Это была маленькая смуглая женщина со впалыми щеками и иссиня черными волосами, собранными в пучок. Ей было лет тридцать пять, на ней была черная юбка, белая блузка, плечи окутывала черная шаль.

Мне как-то не приходила в голову идея, что Моррисон мог жениться. Но за десять лет попыток стать частью этого острова со всеми его жителями это должно было произойти.

Она смотрела на "люгер" своими широко раскрытыми от испуга темными глазами. Моррисон сказал что-то по-гречески, и пистолет рывком переместился на него.

- Пусть встанет рядом с вами, - приказал Хертер.

Моррисон перевел. Она с какой-то стеснительностью прошла и встала рядом с Моррисоном, глядя то на него, то на Хертера.

Хертер обратился к нам с Кеном.

- "Вальтер" и "беретту", пожалуйста, - и он улыбнулся оттого, что знает, какие у нас пистолеты. - Вначале мистер Китсон.

Кен расстегнул куртку, достал пистолет, держа его двумя пальцами, и положил на стол.

Потом я положил "беретту". Потом мы отступили, а Хертер собрал их левой рукой и сунул в карман плаща.

- Теперь, - объявил он, - мы потащим ящики на берег.

А больше и делать было нечего. Мы подняли ящики в прежнем порядке и двинулись - мы четверо впереди, Хертер за нами. Мы вышли во двор, в проулочек и вышли на главную улицу.

Дождь вот-вот собирался прекратиться, но ещё капал и в воздухе висела влага. Ветер стал менее порывистым и приобрел устойчивое западное направление. Белые в обычное время стены домов посерели или покрылись мокрыми разводами, бурные ручьи бежали между камнями, которыми была вымощена улица. Деревня словно стала нашей: если кто и видел, что мы идем, то никак на это не реагировал.