Джозеф Конрад - Дуэль

Собеседник его, молодой человек, вынужден был замолчать. Полковник Феро прошелся по комнате.

— Сейчас, знаете, не время щепетильничать, — сказал он. — Я не верю, чтоб этот человек когда-нибудь любил императора. Он заработал свои генеральские эполеты на побегушках у маршала Бертье. Прекрасно! Я сумею заслужить свои иначе. И тогда уж мы разберемся в этом деле, которое, на мой взгляд, слишком затянулось.

Когда генералу д'Юберу кто-то случайно обмолвился об этих враждебных выпадах полковника Феро, он только махнул рукой, словно отгоняя что-то бесконечно надоевшее. Мысли его были заняты более серьезными заботами. Ему так и не удалось съездить повидать своих родных. Сестра его, у которой ее роялистские надежды возрастали с каждым днем, хотя и очень гордилась своим братом, тем не менее несколько огорчилась повышением, ибо оно накладывало на него весьма заметное клеймо особой милости узурпатора, что впоследствии могло оказать совершенно обратное влияние на его будущее. Он написал ей, что никто, кроме какого-нибудь заклятого врага, не может сказать о нем, что он получил повышение по чьей-то милости. Что же до будущего, то он писал, что у него нет привычки заглядывать дальше предстоящего сражения.

Начав кампанию во Франции в этом непреклонном состоянии духа, генерал д'Юбер на второй же день был ранен в битве при Лане. Когда его уносили с поля, он услышал, что полковник Феро, только что произведенный в генералы, был послан на его место в качестве командира бригады. У него невольно вырвалось проклятие, ибо он с первого взгляда не смог оценить те преимущества, которые давала ему эта проклятая рана. И, однако, именно этим героическим способом провидение кроило его будущее. Медленно пробираясь на юг, в усадьбу сестры, под заботливым присмотром старого преданного слуги, генерал д'Юбер счастливо избежал унизительных компромиссов и запутанного положения, в котором очутились сподвижники наполеоновской империи в момент ее крушения.

Лежа в постели у себя в комнате, в распахнутые окна которой сияло солнце Прованса, он оценил истинный смысл этой великой милости судьбы, ниспосланной ему в виде острого осколка прусского артиллерийского снаряда, который, убив под ним лошадь и разворотив ему бедро, спас его от жестокой борьбы со своей совестью. После этих четырнадцати лет походной жизни, в седле с саблей наголо, чувствуя себя вправе сказать, что он выполнил свой долг до конца, генерал д'Юбер теперь пришел к мысли, что покорность судьбе — легкая добродетель. Сестра его была в восторге от такой рассудительности.

— Я всецело отдаю себя в твои руки, моя дорогая Леони, — заявил он ей.

Он все еще был прикован к постели, когда благодаря полезному вмешательству в его дела влиятельных родственников зятя он получил от королевского правительства не только подтверждение в чине, но и извещение о том, что он оставлен на действительной службе.

При этом ему предоставлялся неограниченный отпуск для поправления здоровья. Неблагоприятное мнение, сложившееся о нем в бонапартистских кругах, хотя и не основывалось ни на чем, кроме совершенно голословного заявления генерала Феро, сыграло несомненную роль в том, что генерал д'Юбер был оставлен на действительной службе. Что касается генерала Феро, он тоже был утвержден в чине. Это было больше того, на что он мог рассчитывать, но маршал Сульт, военный министр правительства возвращенного короля, благоволил к офицерам, служившим в Испании. Однако даже и благоволение маршала не могло посулить ему действительную службу. Он пребывал в полной праздности, непримиримый, мрачный, и целые дни просиживал в дешевых ресторанчиках в компании других отставных офицеров, которые бережно прятали в жилетных карманах старые трехцветные кокарды и сохраняли на своих потрепанных мундирах старые пуговицы с запретным орлом, заявляя, что они слишком бедны и не могут позволить себе обзавестись новыми.

Триумфальное возвращение с Эльбы, подлинный исторический факт, чудесный и невероятный, как подвиги мифических полубогов, свершилось, когда генерал д'Юбер все еще не мог сесть на коня, да и ходить-то мог едва-едва. Мадам Леони очень радовалась этому обстоятельству, ибо оно держало ее брата вдали от всех зол, но она с ужасом замечала, что его умонастроение в это время отнюдь не отличалось рассудительностью. Этот генерал, оставленный на действительной службе, которому все еще грозила опасность остаться без ноги, был застигнут однажды ночью в конюшне — конюх, увидев там свет, подумал, что это воры, и поднял тревогу. Костыль генерала валялся на полу, наполовину зарытый в солому, а сам он, прыгая на одной ноге, пытался оседлать лошадь, которая фыркала и не хотела стоять на месте.