Джозеф Конрад - Зеркало морей

Судно не раб. Вы должны облегчать ему плавание, не забывать, что обязаны думать о нем, отдавать ему свои силы и опыт, любить его как самого себя. Если вы все это будете делать естественно, без всякого усилия над собой, если это станет как бы вашей инстинктивной внутренней потребностью, — судно будет для вас плыть, стоять, мчаться, пока сил хватит, оно, как морская птица, отдыхающая на бурных волнах, вынесет самый сильный шторм, во время которого моряк начинает сомневаться, увидит ли он еще восход солнца.

Я часто с грустным интересом просматриваю в газетах столбцы под общим заголовком «Сведения о судах». Встречаю названия судов, известных мне. Каждый год сходит со сцены несколько имен — все имена старых знакомых… Tempi passati! [2] Дело прошлое (ит.).

«Сведения» эти имеют несколько рубрик, их подзаголовки следуют один за другим в определенном порядке, который очень редко меняется. Сперва идет «Рупор» — сообщения прибывших судов о судах, встреченных в море и обменявшихся с ними сигналами: указываются их названия, порты отправления и назначения, сколько дней были в пути, — и кончаются эти сообщения часто фразой «Все в порядке». Далее следует рубрика «Крушения и аварии» — довольно длинный перечень, если только в этот период погода не была ясная и тихая, благоприятная для судов во всех концах земли,

По определенным дням появляется в газете заголовок «Запаздывающие» — грозный предвестник утрат и несчастий, которые пока еще качаются на весах судьбы. Есть что-то зловещее для нас, моряков, в самом сочетании букв, составляющих это слово. Смысл его ясен, а угроза, в нем скрытая, редко оказывается напрасной.

Проходит немного дней — ужасно короткий срок для сердец, которые мужественно хотят надеяться во что бы то ни стало — три недели, или месяц, быть может, и названия судов, попавших в проклятый список «запаздывающих», появляются вновь столбце «Сведения о судах», но уже в последнем разделе «Без вести пропавшие».

«Корабль (или барк, или бриг) такой-то, отплывший из такого-то порта с таким-то грузом в такой-то порт, вышел такого-го числа, был встречен в море в последний раз тогда-то и с тех пор о нем нет никаких сведений. С сего числа занесен в список без вести пропавших».

Этот образец строго официального красноречия — единственное надгробное слово судам, изнемогшим в долгой борьбе, или захваченным врасплох неожиданным ударом, от которого не застрахованы самые предусмотрительные из нас, и давшим себя осилить врагу.

Кто знает — быть может, моряки этого корабля требовали от него слишком многого, искушали сверх меры ту стойкую верность, которая словно впаяна и вколочена в сочетание железа, дерева, стали, парусины и проволоки, называемое кораблем. Корабль — совершенное создание, люди своими руками создавшие его и спустившие на воду, наделили его индивидуальностью, характером, всякими положительными качествами и недостатками, — и те, кто плавает на нем, должны изучить его, узнать так близко, как не узнает никогда человек человека, полюбить почти так же сильно, как мужчина любит женщину, и так же слепо, ибо влюбленный не обращает внимания на недостатки своей избранницы.

Бывают суда, стяжавшие себе худую славу. Но я ни разу не встречал команды, которая не заступалась бы за свое судно, с негодованием отвергая всякую критику. Помнится, об одном судне говорили, что на нем в каждый рейс неизменно погибает кто-нибудь. Это не было клеветой, но я хорошо помню (несмотря на то, что дело было давно, в конце семидесятых годов), что экипаж судна даже гордился его дурной славой, как банда отпетых головорезов, хвастающая своей связью с каким-нибудь страшным убийцей. Мы, моряки других судов, стоявших на якоре у набережной в Сиднее, только головами качали, слушая их, и утешались мыслью о незапятнанной репутации наших собственных нежно любимых кораблей.

Не буду называть имени этого судна. Оно теперь числится «без вести пропавшим» после своего злосчастного, но весьма полезного для его владельцев плавания в течение многих лет по всем океанам земного шара. Сначала оно в каждый рейс губило кого-нибудь одного. Затем, быть может, став мизантропом под влиянием немощей, одолевающих с годами каждое судно, оно решило, перед тем как сойти с арены своих подвигов, убить весь экипаж разом. Достойный конец существования полезного, но полного преступлений: последний взрыв злобы, удовлетворенной сверх меры в одну бурную ночь, под шумные аплодисменты ветра и волн.