Джеймс Макферсон - Поэмы Оссиана

Перелом, как известно, в России начался в 1770-е годы. Устои дворянского мировоззрения были поколеблены социальными потрясениями, центральным событием которых явилась грандиозная крестьянская война 1773-1775 гг., возглавленная Пугачевым. В передовых кругах русского образованного общества рушилась вера в рациональность общественного устройства и мирового порядка вообще, возникало разочарование в идеале просвещенного абсолютизма, который на практике оказался самодержавно-бюрократической монархией, антинародной в своей сущности. Неприятие действительности, екатерининско-потемкинской деспотии приводило людей, которые по тем или иным причинам не могли или не хотели с нею бороться, к попытке уйти от социальной жизни в природу, в мечту, в мир субъективных эмоций. Так создавалась идейная почва для русского сентиментализма.

В поисках противодействия классицизму и рационализму, утратившим безоговорочное господство в литературе и эстетике, основоположники русского сентиментализма обращались главным образом к английской и немецкой литературам. Именно с середины 1770-х годов начинается в России увлечение английской сентименталистской и преромантической поэзией. {См. нашу статью "Английская поэзия и литература русского сентиментализма" (в кн.: От классицизма к романтизму. Л., 1970).} Первыми становятся известны поэмы Эдуарда Юнга, позднее - Джеймса Томсона, а затем и Оссиана.

Есть основания полагать, что в определенных кругах просвещенного дворянства уже во второй половине 1770-х годов были замечены ранние французские переводы поэм Оссиана. М. Н. Муравьев, один из основоположников русского сентиментализма, сообщал отцу 15 августа 1777 г., что княжна Е. С. Урусова "хочет переводить... небольшие отрывки поэм, переведенных на французский с древнего галлического языка в Шотландии". {Письма русских писателей XVIII века. Л., 1980, с. 273-274.} Это намерение, однако, не было, по-видимому, осуществлено: о переводах Урусовой из Оссиана нет никаких сведений.

Первые отрывки из Оссиана и само имя шотландского барда попали в русскую печать в переводе романа Гете "Die Leiden des jungen Werthers" (1774), опубликованном анонимно под заглавием "Страсти молодого Вертера" в 1781 г. {См.: Маслов В. К вопросу о первых русских переводах полм Оссиана-Макферсона. - В кн.: Сб. статей в честь акад. А. И. Соболевского. Л., 1928. с. 194-198 (Сб. Отд-ния рус, яз. и словесности АН СССР, т. CI, Э 3).} Здесь, в одном из писем Вертера, русские читатели встречали его восторженный отклик на поэзию Оссиана (см. выше, с. 495), отклик, в котором Гете сумел передать и образную систему и эмоционально-нравственный пафос оссианизма. {См.: Страсти молодого Вертера, ч. II. Переведена с немецкого [Ф. Галченковым] иждивением Е. В. СПб., 1781, с. 174-176. - Об этом переводе см.: Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. Л., 1981, с. 35-40.} И как бы ни был несовершенен перевод Ф. Галченкова, читатели могли по нему составить некоторое представление об оссиановской поэзии. Правда, дойдя до "Песен в Сельме", включенных в роман почти полностью (Вертер читает Шарлотте свой перевод), русский переводчик урезал их до одной страницы, оставив лишь конец рассказа Армина. Такое сокращение вызвало упрек рецензента "Санктпетербургского вестника" (вероятно, им был сам издатель журнала Г. Л. Брайко), который заметил: "Места из Оссиана, видно, в рассуждении их трудности г. переводчик оставил непереведенными", и далее привел собственный перевод начала "Песен в Сельме". {Санктпетербургский вестн., 1781, ч. VII, февр., с. 144.} Упрек этот знаменателен: он показывает, что в начале 1780-х годов в России уже существовал некий круг читателей (хотя, конечно, еще узкий), которые интересовались Оссианом и знакомились с ним, если не прямо, то через "Вертера" или через французские и немецкие переводы.

Шотландский бард в их представлении объединялся с поэтами-сентименталистами. В программном стихотворении Н. М. Карамзина "Поэзия" (1787), где объявлялось, что "Британия есть мать поэтов величайших", Оссиан, Юнг и Томсон (с добавлением Шекспира и Мильтона) соседствовали рядом. А через несколько лет писатель совсем иного социального круга и положения - крепостной интеллигент, отданный в солдаты за попытку бегства, Николай Смирнов, - излагая характерную для сентиментализма мечту об уединенном существовании, писал: "Я отрекся бы от общества, врага истинных утех, и ожидал бы спокойно в пещере сей конца жизни, меня удручающей. Собеседники мои здесь были бы Оссиан, Юнг, Томсон, Геснер и Линней... Грусть и уныние были бы дражайшими моими подругами, и скоро бы смерть примирила меня со щастием". {Даурец Номохон [Смирное Н. С.]. Вечер на горе Могое. Приятное и полезное препровождение времени, 1794, ч. IV, с. 318.} Особенно часто меланхолический Оссиан сочетался с "певцом могил" Юнгом. В стихотворении "Сила гения" (1797) М. Н. Муравьев писал, что "воспитанник" гения (т. е. носитель божественного вдохновения)