Дан Маркович - Паоло и Рем

Теперь разноцветная жизнь кончилась, вместе с миром вернулась живопись, но уже не для Паоло. Он со страхом смотрел на огромные слепящие глаза поверхности... брал картон, по форме точную копию, только раз в пять-шесть меньше, и здесь он еще мог, руки позволяли, и возвращалось его удивительное умение видеть все сразу и владеть пространством.

А обычная жизнь... он почти не принимал в ней участия, зная, что все идет правильно, как он это установил когда-то, завел часы постоянства, спасительные для ржавеющего механизма.

x x x

- Учитель, этот парень сказал, что подождет.

- Что у него, много?

- Несколько мелких работ.

- Пусть посидит, я выйду. Чуть позже.

Айк пошел было, но уже на выходе, у дверей, остановился - о чем говорить, Паоло вот- вот выйдет. Пусть парень подождет.

ГЛАВА ПЯТАЯ. СНОВА ПАОЛО.

x x x

Паоло стоял у окна и смотрел. Парень сидит, перед ним холсты. Немного, три, четыре небольших, просто крошки, не более метра по длинной стороне. Когда-то и он такие писал, это было давно. Холст дорогое удовольствие. Похоже, что и готовит сам, проклеивает, грунтует... Завернул небрежно, хотя и правильно - живописной стороной наружу... Что у него там?.. Тряпка мешает, но видно, очень темные работы, просто черные какие-то... Чудак, кто у него купит!..

И снова одернул себя - разве в этом дело?. И в этом тоже, откуда деньги возьмет на краски, на большой холст?.. Паоло посмотрел по сторонам, на стены - в большом зале, где он находился, висело несколько его работ, огромных. Как удалось написать, он не понимал. Он словно раздвоился: как художник, знал - не имеет значения, какой сюжет, светлые или темные работы, большие или маленькие, были бы хорошие... а другая его часть, или сущность, уверена была -- картины просто обязаны быть светлыми, яркими... и большими, большими! И эти обе его сущности жили независимо друг от друга. Когда он писал картоны, располагал фигуры, выбирал цвет, он был художник, да еще какой, но в голове всегда держал - а купят ли?.. и все это как-то умещалось, или ему казалось, что умещается?.. Верил ли он сам себе? Может, привык к раздвоению, впитавшемуся в кровь противоречию?..

Он привык с юмором относиться к своим свойствам, дающим возможность писать от души и одновременно получать удовольствие от "плодов своих". Прошел по лезвию бритвы, так он считал до недавних пор, с усмешкой вспоминая приятелей и знакомых, втянутых в бездну по ту или другую сторону -богатеньких пройдох, бездарей, жалких писак, продажных и циничных, с одной стороны, - и нищих, спившихся, вечно угрюмых ожесточенных "правдоискателей", с другой. Да, еще недавно ему казалось, что уступки ничтожны, теперь он сомневался.

А сегодня ему вовсе стало не до юмора. Он вспомнил пробуждение, глухой кашель, кровавую пену на губах, кислый вкус железной окалины во рту... Поежился, он все знал, но поверить не мог. Его жизнелюбие, его прославленное, хваленое, особенное жизнелюбие дало трещину, еще удерживалось, но хваталось за пустоту. По коридору бегали его дети. Также будут бегать, но без меня... А картины вынесут и продадут?... Ничего особенного. Он не беспокоился за картины, люди ценят то, что им дорого досталось. В этом доме останется жизнь, но картин в нем не будет, он знал, жена не любит его живопись. Откуда этот пафос насчет детишек -- "также будут бегать..."?.. А как же им еще бегать? Не сходи с ума. Женился, думал, буду не один, и чтобы не старуха, пусть станет весело, солнечно еще раз вокруг. Верно задумано - весело и солнечно, но уже не для меня.

x x x

- Хозяин, приехали за картиной...

Он нахмурился:

- Обещали завтра.

Впрочем, лучше не откладывать. Ему не жаль было расставаться с картинами, пусть едут, плывут, расселяются по разным странам. Ведь он открыл новую живопись - яркую и веселую, научил радоваться, глядя на картины. Без тени сомнения он так считал, много лет. Поздно начал, знающие люди ему говорили -- "брось, так не бывает". Какое там! Сам открыл свой талант, без колебаний вторгся, завоевал область, в которой без многолетнего ученичества ничто с места не сдвигалось. А он поднял и понес. Без страха кидался вперед, и делал. Огромные полотна... "Моего мужества никто не согнет..." Жизнь его началась в Италии, да... И новая живопись тоже. Скажи ему, что там она и кончилась, он бы засмеялся. Неправда, она началась!.. Только недавно он задумался.

Жизнь странная штука - все, что знаешь, до определенного момента значения не имеет, пока не применяешь к себе. Потом оно в один момент становится применимым - само применяется. Оказывается, ты такой же, как все.