Айрис Мердок - Алое и зеленое

- Поговори с ним, Барни, пожалуйста.

- Пат со мной не считается.

- Ну хотя бы разузнай. Ох, до чего же это все нехорошо...

- Что именно?

- Эта ненависть, эти ружья...

- Ты не понимаешь, - сказал Барни. - Женщины этого не понимают.

А сам-то он понимает? Просьба Кэтлин польстила ему, но одновременно и напугала. Неужели интуиция не подвела ее и что-то действительно готовится? Быть этого не может.

- Дело в том, что иногда применение оружия оправданно, - начал Барни. В холодной, полутемной комнате слова его прозвучали неуверенно и наивно. Что же это он, только сейчас, заразившись от Кэтлин ее страхом, пытается осознать, чем этот страх мог быть порожден? Ему самому вдруг стало страшно и холодно.

- Я так боюсь за Пата... - Кэтлин уже вернулась к своей личной заботе. Она говорила тихо и жалобно, словно зная, что помощи ждать неоткуда и что она снова одна. Барни заметил, что ее трясет.

- Успокойся, - сказал он громко. - Не в первый раз молодежь волнуется. Поволнуются и перестанут. - Он чувствовал, что нужно скорее уходить. Он повернул к двери. - Газ зажечь? А то очень уж тут мрачно.

- И эта твоя винтовка... - продолжала Кэтлин, опять обращаясь к Барни, так как заметила, что он хочет уйти. - Ни к чему тебе винтовка. Незачем ее держать у себя, нехорошо. Вы, старшие, должны подавать пример. Чего же ждать от молодых? Избавиться тебе надо от этой винтовки. Нельзя жить, проливая кровь. Весь мир помещался на кровопролитии.

- Ну, это-то старье, - сказал Барни.

На самом деле это была новенькая винтовка "Ли-Энфилд", в отличном состоянии.

- Все оружие нужно бросить в море. Это ужасный мир, кругом одна ненависть. Почему ты теперь всегда запираешь свою комнату? Ты сам хуже Пата.

Кэтлин обладала каким-то особым даром, прямо-таки артистическим умением смешивать личное и неличное в лишенное логики, но сильно действующее целое. Вот этим, как часто думал Барни, и объяснялось, почему в разговоре с ней люди чувствуют себя виноватыми. Все свои жалобы она нанизывала на одну нитку и каким-то образом привязывала к собеседнику.

- Да понимаешь... - Барни, который запирал свою комнату потому, что его разросшиеся мемуары уже не лезли ни в какую тряпку, искал, чем бы отговориться.

К счастью, Кэтлин продолжала без паузы:

- И зачем ты носишь дома эту дурацкую шапчонку? Ты в ней похож на еврея.

- Мне нравится быть похожим на еврея.

- Ты у исповеди был? - Нет.

- А следовало бы пойти!

- Может быть.

- Пойдешь?

- Не знаю.

- Скоро Пасха.

- Знаю, что скоро Пасха. Я и сам думаю о Пасхе.

- Ты бы пошел к отцу Райену.

- Отец Райен мне не нравится.

- Исповедь - это не вопрос личных симпатий.

- Знаю.

- Ну пойди к другому священнику. К незнакомому, где-нибудь в городе.

- Может, пойду, а может, не пойду.

В его ссорах с Кэтлин было что-то непреходящее. Словно без конца тянулась все та же невесть когда начавшаяся ссора. Кэтлин внушала ему, что он капризный ребенок, а потом сама же доводила его до неприличных выходок. Всякий раз он как бы со стороны наблюдал собственный переход от тупого смирения к бешеной ярости.

- Пойди к Tenebrae, ты любишь эту службу.

- Пойду, если захочу.

- Все мы грешны. В эту святую пору особенно надлежит об этом помнить.

- Знаю я, что я грешен.

- Сейчас Великий пост, он требует суровой простоты. Религия - это великая простота, Барни. Не этого ли недостает в твоей жизни?

- Я и так достаточно прост, если ты имеешь в виду тупость.

- Ты отлично понимаешь, что я не это имею в виду. Твоя беда в том, что тебе стыдно.

- Какого дьявола мне должно быть стыдно!

Разумеется, это и была главная беда его жизни, но для него это значило такое, чего Кэтлин никогда, никогда не понять, так что он с полным основанием опровергал слова, по своему значению столь далекие от истины. Ему было стыдно не так, как она это понимала. Он стоял перед ней и терзался, уже чуть повернувшись к двери, но не в силах уйти. Она снизу смотрела на него. Лица ее не было видно в темноте, но он чувствовал написанное на нем усталое благочестие. Это его бесило.

- Иногда мне кажется, что ты катишься на дно, Барни. .

- Ну а если и качусь, кто в этом виноват?

Не женись он на этой женщине, он мог бы быть хорошим человеком. Не женись он на ней, он бы сумел исправиться и достичь той простоты, которая, как правильно сказала Кэтлин, и составляет сущность религии. Это она ему помешала.

- А почему мне не катиться ко дну? - сказал Барни. - Никто меня не любит, не заботится обо мне. А ты ходишь как старая ведьма, мне назло. Почему ты себе не купишь приличное платье? Ходишь как старая ведьма, точно вчера из трущоб. Кэтел и то говорит, что новые жильцы на нашей улице приняли тебя за мою мать. Казнишь себя нарочно, лтобы казнить меня. Даже верой своей стараешься меня уязвить.