Айрис Мердок - Алое и зеленое

- Почему?

- Эндрю тебя увезет. Ну, после свадьбы. Франсис промолчала.

- Когда ты выходишь замуж? - спросил Барни. Он долго откладывал этот вопрос, он не хотел знать, он слишком этого страшился.

- Не могу сказать, Барни, Эндрю еще ничего не уточнил, а до тех пор...

- Скоро уточнит. Придется, пока он еще... Счастливец он. - Везет же людям, подумал Барни. Почему его, когда он был молод, не ждала, раскрыв объятия, милая, прелестная девушка?

Франсис взяла Барни под руку, и они решительно зашагали вперед, против ветра.

- Но ведь я все равно, наверно, не уехала бы из Ирландии.

- Уехала бы. Ты же знаешь, Эндрю ненавидит Ирландию.

Она стиснула его руку, не то утешая его, не то возражая, и некоторое время они шли молча. Дойдя до одного из "храмов" - каменного куба на постаменте, увенчанного шестом с тремя железными плошками, стремительно гнавшимися друг за другом, - они остановилась, чтобы отдохнуть от ветра, до жара исхлеставшего их лица, и прислонились к высокой стене мола. Солнце скрылось, и ближние облака были теперь сине-серые. Шпили Кингстауна почернели, словно их обмакнули в раствор темноты, но на сбегающие к морю дома падал таинственный свет, и окна горели бликами. Горы на заднем плане были почти черные, только в одном месте, очень далеко, солнце освещало ржаво-зеленый склон. Барни попробовал разжечь трубку.

- Вы еще состоите в Волонтерах, Барни?

- Скорей всего. Я не заявлял о выходе. Но последнее время я что-то от них отошел.

Франсис молчала, глядя в сторону Кингстауна; Шпиль церкви Моряков скинул черный плащ и мягко серебрился.

Вдруг она заговорила:

- Не понимаю, как все это не взлетит на воздух.

- Что именно?

- Ну, не знаю... общество, вообще все. Почему бедняки нас терпят? Почему люди идут сражаться в этой дурацкой, отвратительной войне? Почему они не скажут нет, нет, нет?

- Я с тобой согласен, Франсис. Просто диву даешься, с чем только люди не мирятся. Но они чувствуют свое бессилие. Что они могут? Что можем мы все?

- Люди не должны чувствовать свое бессилие. Что-то надо делать: Я сегодня видела на Стивенc-Грин - я утром ездила в город... ох, как это было печально - мать, совсем молодая, наверно, не старше меня, одета... да какая там одежда, одни лохмотья, и с ней четверо детей, все маленькие, босые, она просила милостыню, а дети наряжены, как обезьянки, и пытаются плясать, а сами все время плачут...

- Наверно, голодные.

- Это безобразие, это свинство, общество, которое допускает такие вещи, нужно взорвать, камня на камне от него не оставить.

- Но, Франсис, милая, ты, должно быть, сто раз видела таких нищих. В Дублине их полно.

- Да, знаю, в том-то и ужас. Привыкаешь. Просто я последнее время больше об этом думаю. Так не должно быть. И мне непонятно, почему они не нападают на нас, не накидываются на нас, как звери, а только тянут руку за подаянием.

Барни согласился, что так быть не должно. Но что можно сделать? Нищенка-мать, голодные дети, солдаты в окопах, немцы в своих лодках, под водой. Безумный, трагический мир. Вот если бы он был священником...

- Барни, как вы думаете, в Ирландии будут беспорядки?

- Ты имеешь в виду вооруженные столкновения?

- Да, из-за гомруля, и вообще...

- Нет, конечно. Гомруль нам обеспечен после войны.

- Значит, не из-за чего и сражаться?

- Разумеется.

- А папа говорит, что у них все равно нет оружия. Они не могут сражаться.

- Ну да, не могут.

- Барни, а чем гомруль поможет той женщине с детьми?

Барни с минуту подумал.

- Решительно ничем.

- Этих людей он вообще не коснется?

- Ну как же, их тогда будет эксплуатировать не Джон Смит, а Патрик Фланаган, разве этого мало?

- Значит, за гомруль и не стоит сражаться.

- Постой, - сказал Барни, - национальная борьба тоже чего-нибудь да стоит. - Все это представлялось ему не особенно четко. - Когда Ирландия освободится от Англии, легче будет навести порядок в своем доме.

- Не понимаю почему. Некоторые люди говорят, что нужно восстание против всего вместе - и против англичан, и против ирландских работодателей. Это Джеймс Конноли говорит, да?

- Да, но это пустые мечты, Франсис. Это им не под силу. А если попробуют, получится бог знает что. Эти люди не способны управлять страной.

- А те, которые допускают, чтобы женщина просила милостыню, а ее дети голодали, - те способны?

- Я тебя понял. Но закон и порядок тоже нужны. Рабочим лучше держаться за тред-юнионов, вот их путь к лучшей жизни.

- Но правительство и работодатели не хотят разрешать тред-юнионы.