Айрис Мердок - Алое и зеленое

Она отпустила его руку, обошла прудик и остановилась, глядя на Эндрю. Коричневая поверхность воды между ними чуть рябилась, может быть, от первых капель дождя. Небо позади Милли было теперь тускложелтое.

Эндрю смотрел на нее через прудик. Голубые сережки мерцали в темных волнах волос.

Она проговорила тихо:

- Да, черт знает до чего похож на отца. Ты что сейчас думаешь?

Эндрю составил в уме фразу: "Какие у вас красивые серьги, тетя Миллисент". И сказал:

- Какая вы красивая, тетя Миллисент.

Секунда молчания, потом Милли громко рассмеялась.

- Ах ты шалун, ты что, флиртуешь? А еще помолвлен с такой очаровательной девушкой. Приводи ее ко мне в гости. Приезжайте вместе в Ратблейн в четверг к чаю. И с четверга, но не раньше, ты будешь называть меня Милли.

Она опустилась на колени возле прудика. Эндрю тоже стал на колени, сконфуженный словами, которые неизвестно почему у него вырвались, однако же, тоже неизвестно почему, скорее довольный собой. Он сделал вид, что высматривает рыбок.

Он вглядывался в густо-коричневую, заросшую водорослями глубину, как вдруг что-то мелькнуло у него перед глазами. Голубая искра, легкий всплеск, светлая точка прочертила воду, погасла.

- Ай-ай-ай, - сказала Милли, - пропала моя сережка.

С возгласом огорчения Эндрю склонился над прудиком, где и следа серьги уже не было видно. Первой его мыслью было, что она погибла безвозвратно. Он поднял голову и посмотрел на Милли - она глядела на него спокойно, чуть вздернув брови. Казалось, ей и горя мало, только ждет с интересом, что он предпримет.

- Тут ведь, наверно, не очень глубоко, - проговорил Эндрю, словно решая трудную задачу. - Сейчас я вам ее достану.

Он разбил рукой теплую поверхность воды. Потом помедлил. Не слишком проворно снял часы, спрятал их в карман и начал стягивать френч. Милли не сводила с него глаз. Он сложил френч, а потом не знал, что с ним делать класть его на мокрые плиты не хотелось, и он раздумывал, пока Милли, молча протянув руку, не забрала его. Тогда он закатал рукав рубашки до плеча, ослабил галстук и расстегнул ворот, где немножко жало. Эти приготовления заняли до нелепости много времени. Он погрузил руку до локтя, еще глубже, а дна все не было. На потревоженной поверхности прудика плясал и дробился бледный овал - отраженное лицо Милли. Эндрю во всю длину растянулся на плитах. Вода заплескалась у его плеча, пальцы стали шарить по мягкому илистому дну. Он нащупал что-то твердое и в следующую минуту вытащил серьгу. Он поспешно отдал ее тетке, и оба встали на ноги.

Эндрю этот эпизод огорчил и расстроил - главным образом, как он теперь понимал, потому, что он прокопался, снимая френч; а между тем не мог же он лезть рукой в воду одетый, это было бы идиотство. Он торопливо натянул френч, откашлялся и стал чистить бриджи, на которые полосами налипла жидкая зеленоватая грязь. Ему уже казалось, что его незаслуженно обидели.

- Эндрю, - окликнула тетя Миллисент.

Он выпрямился и. взглянул на нее. В тот же миг она быстрым движением сунула серьгу ему на грудь, за рубашку. Через секунду в разрыве изгороди показались Кристофер и Хильда. Вся терраса зазвенела от беспричинного смеха Милли. Полил дождь.

Глава 5

- Я уж думал, они никогда не уйдут, - сказал Кристофер.

- Как вы от них улизнули?

- Сказал, что еду в город.

- Вам не кажется, что тетя Хильда догадалась?

- Милейшая Хильда пребывает в полном неведении.

- Она ничего про меня не говорила?

- Только то, что никому, кроме вас, не пришло бы в голову пить чай в саду. И должен сказать, я с ней согласен.

- Но я же нарочно, - сказала Милли. - Я думала, если мы будем сидеть и дрожать на террасе, они скорее уйдут.

- Значит, вы не так наивны, как я думал. В вас сидит существо хитрое и расчетливое.

- Да нет же. Я выдумала причину задним числом.

- И кстати, что вы такое сделали с юным Эндрю? Околдовали его, не иначе. За чаем он, по-моему, не произнес ни слова, только поправлял все время воротник рубашки.

Милли рассмеялась.

- Да, я смутила его покой. Как именно - не важно. Он так похож на своего отца, просто трогательно. Его нельзя не подразнить. Подходит он вам на роль зятя?

- Он славный мальчик. Не так умен, как Франсис, но не дурак, и характер легкий. И потом, они отлично друг друга знают и любят друг друга...

- Любят... Н-да.

- Н-да, вот именно.

Разговор этот происходил в длинной комнате на втором этаже, бывшей бильярдной, которую Милли превратила в некое сочетание будуара и домашнего тира. Эта смешанная атмосфера сбивала с толку знакомых Милли, на что, безусловно, и была рассчитана. Комната была устлана толстым ковром, и в ближнем ее конце, у двери, чем-то неуловимо наводя на мысли о церковном, стоял низкий белый туалетный стол с высоким зеркалом под большим кружевным балдахином вроде тех, какие во время крестного хода держат над гостией. По бокам зеркала высились золоченые подсвечники со свечами, сейчас не зажженными, а перед ним помещался розовый пуф, перетянутый гирляндой из шелковых розочек. Тут же расположилось несколько чрезвычайно удобных, обитых атласом кресел. Все они были повернуты лицом к зеркалу, словно приготовлены для какой-то церемонии, в ходе которой Милли предстояло украшать свою особу, а может быть, и разоблачаться на глазах у восхищенных зрителей. Насколько было известно Кристоферу, никаких таких церемоний здесь не происходило, и он вовсе не предполагал, хотя и не пытался в этом удостовериться, что в баночках уотерфордского стекла на туалете в самом деле хранится косметика. Скорее там могли храниться ликеры. Насколько ему было известно... ибо порой его пронзало подозрение, что у Милли есть какая-то тайная жизнь, и там, в этой жизни, с другими, проблематичными поклонниками она доходит до пределов, о каких он не мог и мечтать. Но нет, это исключено; он знает о Милли решительно все, и раз ему отказано в конечных милостях, значит, и никто другой их не удостоен.