Морис Метерлинк - Мудрость и судьба

Морис Метерлинк

Мудрость и судьба

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сегодня мы хотим представить совершенно забытого в России писателя. Это Морис Метерлинк. Напрягите свою память, что вспоминается вам кроме "Синей птицы"? А между тем вот, что сообщает "Энциклопедический словарь": "МЕТЕРЛИНК (Maeterlinck) Морис (1862-1949), бельг. драматург, поэт (на франц. яз.).

Его символистская поэтика выражала протест против приземленности натурализма. Пьесы "Сестра Беатриса" (1900), "Монна Ванна" (1902), "Синяя птица" (1908). Ноб. пр. (1911)." Заключительная абракадабра означает "всего лишь" Нобелевскую премию 1911 года. Для сравнения: Иван Алексеевич Бунин Нобелевский лауреат 1933 года, хотя родился всего на 8 лет позднее. А вот из "Малой Энциклопедии" 1937 года: "...М. - один из создателей символич. драмы, дающей "трагическое в повседневности"". Он написал множество драм, среди первых: "Слепые" (1890), "Непрошеная гостья", "Пеллеас и Мелисанда", "Там внутри" (1894), позднее написаны "Ариана и Синяя борода", "Сестра Беатриса", "Чудо св. Антония" (1903), "Синяя птица" (1908); сборники этюдов "Сокровища смиренных" (1896), "Мудрость и судьба". А это разгадка замалчивания в той же "Малой...": "После Мировой войны (первой) М. примыкает к наиболее реакционной буржуазии (в 1995 следует читать: передовой интеллигенции). Собрание сочинений, 4 тт., П., 1915." Эпоха замалчивания закончилась тем, что в автобиографической справке к изданной в 1992 году книге Максимилиана Волошина "Путник по вселенным" Метерлинк назван... французским (?) поэтом, драматургом, прозаиком. Передо мной чудом сохранившиеся в нашей семье, местами неразрезанные (как в Пушкинские времена) тетрадки, оставшиеся от четырех томов выше- упомянутого Собрания 1915 года. Вот оглавление IV тома: "Мария Магдалина", пьеса; "Чудо святого Антония", сатирическая легенда, сборники этюдов: "Двойной сад", "Разум цветов", "Смерть". Названия этюдов чрезвычайно современны: "Всеобщая подача голосов", "Женский портрет", "Боги войны", "Наша социальная обязанность", "Вопросы, на которые нет ответа". Вот фраза, касающаяся книги "Мудрость и судьба", из статьи о Метерлинке в словаре Брокгауза и Эфрона: "...на самом превосходном языке... умереннный стоицизм, как условие счастья". Метерлинк ведет по нехоженым тропинкам к сияющей вершине чистого разума, так что и при чтении перевода (кстати прекрасного с точки зрения русского языка) с непривычки может закружиться голова. Приходится только пожалеть, что много поколений интеллигенции не были знакомы с таким литературным феноменом.

Татьяна Ивановна Антипова, доброволец Проекта Гутенберг.

x x x

Жоржетте Леблан.

Посвящаю вам эту книгу, которая является как бы вашим произведением. Есть сотрудничество более возвышенное и действительное, чем сотрудничество пера: это сотрудничество мысли и примера. Мне не надо было с трудом придумывать решения и поступки, достойные мудрого идеала; мне не надо было извлекать из своего сердца мораль прекрасной мечты, по необходимости несколько смутной. Мне достаточно было слышать ваши слова, внимательно следить за вами в жизни. Мои глаза в то же время следили за движениями, жестами и привычками самой мудрости.

Метерлинк

I

В этой книге часто будет говориться о мудрости, о роке, о справедливости, о счастии и любви. На первый взгляд могут показаться не лишенными иронии подобные рассуждения о каком-либо невидимом счастии посреди страданий весьма реальных, - о справедливости, быть может, и совершенной, но скрытой под пластами неправды, увы, слишком грубой, - о любви, довольно трудно уловимой в обстановке ненависти и равнодушия, слишком очевидных. Могут показаться досадными и праздными эти попытки отыскать в потаеннейших изгибах человеческой души задатки доверия и безмятежности, настроения, позволяющие улыбаться, радоваться и любить, чувства, возбуждающие благодарность и удивление, в то время, когда большинство людей, во имя которых дерзаешь возвысить свой голос, не только лишены возможности медленно вкушать эти внутренние радости, эти глубокие, возвещаемые мудрецами, но столь трудно достигаемые утешения, а даже не имеют достаточно сил и времени, чтобы испить до дна бедствия и горести жизни. Не раз уже упрекали моралистов, не исключая Эпиктета, в том, что они заняты только психологией мудреца. Упрек этот отчасти заслуженный, как впрочем, все упреки, которые делаются людьми. В сущности, если иметь мужество слушаться самого непосредственного, самого настоятельного и бесхитростного веления своей совести, то единственным несомненным нашим долгом было бы облегчать вокруг себя, на возможно большем пространстве, как можно больше страданий.