Ясмина Михайлович - Три стола

И лучезарная бледность Богородицы в сравнении с ее фигурой показалась ему еще более неестественной - будто лик был написан поверх другой фрески новыми красками.

В Доментиане взыграл историк искусства, и он ударил подсвечником по лицу Девы Марии. Поняв, что он натворил, он покаянно опустил глаза и молитвенно сложил руки, но услышал глас Божий, приказывающий ему открыть глаза и снова взглянуть на фреску, что он и сделал.

На том месте, где край тяжелого подсвечника задел лик Богородицы, подобно шраму проступило какое-то чужое лицо, и Доментиан, ободренный, начал сбивать всю фреску, пока со стены не упал последний кусок нанесенной сверху штукатурки. Окаменевший, обессиленный телом и душой, Доментиан не мигая смотрел на то, что проступило на стене.

Очам Доментиана предстал Сатана в расцвете молодости и красоты, и богобоязненному священнику достаточно было трех секунд, чтобы в него влюбиться. Как Вам, господин Павич, хорошо известно, Сатана имел женское обличье и стремился скрыться под одеждами Девы Марии. На этом-то фоне бледный лик Богоматери и выглядел противоестественно. Наверняка это звучит богохульно, но Сатана казался таким божественно естественным и прекрасным, что не вписывался во всю роспись этой скромной церквушки, придавая ей оттенок монументальности, и Доментиан должен был себе признаться, что не видел ничего красивее.

Это и открыло новую страницу в его труде о фресках в Овчарском ущелье и на Кабларе.

Можно ли теперь с уверенностью утверждать, что это - единственный Сатана (исправлено; было "единственная Сатана". - Я. М.), написанный на стенах наших монастырей? Эта мысль настолько нарушила душевное равновесие Доментиана, что он сжег свою с таким тщанием созданную рукопись и ушел из монастыря".

Карты наконец-то раскрылись. Под фреской оказалась антифреска, икона-палимпсест, вроде той, что упоминает Успенский в "Семиотике иконы", описывая, как святой Василий Блаженный камнем разбивает чудотворный лик Богоматери и открывает нарисованного под святым ликом иконы диавола. Но произошло и еще нечто. Описка, lapsus calami неизвестного автора письма переменила пол образа на лжефреске и тем самым придала новое значение всей истории. Мои предположения подтвердились. Которский стол все-таки связан с Женщиной.

Белград, 1995