Мария Романушко - В свете старого софита

Не только мне – но и себе.

А мне оставалось только одно: следовать его всегда звучащему для меня призыву…

Вызову!

…Был поздний вечер, почти ночь, и я срывала на Самотёке с круглой тумбы его афишу…

Афишу спектакля «Звёздный дождь»…

…А мимо, роняя на мокрую мостовую синие искры, проносились красные трамваи… сверкающие иглы, сшивающие времена и эпохи моей жизни…

…Неожиданно начинаю уставать – от грохота оркестра, от слепящего, режущего глаза света… Зачем, зачем так гремит оркестр? Зачем так ярко светят софиты?…

У меня начинается бессонница: оркестр круглосуточно гремит в моём мозгу… И я никакими усилиями не могу его выключить…

А как же я собираюсь работать в цирке?… Но ведь я буду работать в паузах. В тишине. И если будет звучать музыка, то тихая и нежная… Как у Моего Клоуна.

После спектакля я никогда не еду сразу домой. Я возвращаюсь домой, когда там уже все спят. Ну, мама, конечно, не спит, а только делает вид. Она говорит, что засыпает только после того, как я щёлкну замком входной двери.

Я выбираю всегда как можно более долгий путь домой, максимально удлиняя его. Максимально отдаляя приход домой.

То иду от цирка пешком до площади Коммуны, а оттуда – до метро «Новослободская».

То сворачиваю от Самотёки налево и иду по Садовому кольцу до Маяковки, а там уже вхожу в метро.

А последнее время я делаю ещё больший крюк: сначала иду бульварами – Цветным, Петровским, Страстным – на Пушкинскую площадь, где в витринах газеты «Известия» висят фотографии. И на одной из них – Мой Клоун. Помедитировав на эту фотографию, я бреду по улице Горького к метро: или – направо, к Маяковке, или – налево, на площадь Свердлова (теперь это – Театральная).

…И в этот раз, в тёмный и холодный апрельский вечер, я остановилась перед его фотографией, но радости в сердце почему-то не было, а была печаль, тоска и страх.

Мне казалось: я смотрю на его фотографию из какого-то далёкого далека… из какого-то бесконечно печального далека… где только фотография и осталась…

И вновь меня пронзили строчки, неизвестно кем нашептанные в самое сердце:

…Я шла, ничего не видя перед собой, кроме страшной пропасти, которая, казалось, разверзлась прямо у меня под ногами…

…Резкий скрип тормозов вернул меня в эту минуту. Человек что-то испуганно кричал мне в лицо…

– Очнитесь! Я чуть не сбил вас! А вы этого даже не заметили! Вы пошли прямо на красный свет, прямо мне под колёса! Да что с вами? вам плохо?…

– Плохо, – призналась я.

– Куда вы идёте?

– К метро.

– Вы так не дойдёте… Вас на следующем же перекрёстке собьют! Идёмте, я подвезу вас.

Послушно пошла за этим человеком. Села в его машину. В салоне было тепло и уютно. Я вдруг почувствовала, как я смертельно устала, как гудят мои ноги, и до чего же приятно было сидеть, не двигаться, не шевелиться… Мы поехали в сторону Манежа. И в эту минуту пошёл дождь… лёгкий, прозрачный весенний дождь сыпал сверкающие бисеринки на ветровое стекло…

– У вас что-то случилось? какое-то несчастье? – осторожно спросил он.

– Пока нет.

– Что значит «пока нет»?

– Я чувствую… чувствую, что это случится… что-то страшное…

– С вами?

– С человеком, которого я очень люблю. И я ничего не могу для него сделать…

– Я желаю, чтобы ваше страшное предчувствие не сбылось, – сказал он.

– Хорошо бы…

Мы ехали по Тверской… по мокрой сверкающей мостовой… и мне хотелось, чтобы эта дорога была длинной-предлинной… чтобы как можно дольше не выходить из тепла и не шевелиться… а только слегка покачиваться в такт качанию автомобиля… хотелось в ту минуту стать маленькой и лежать в колыбели, и уснуть под это тихое укачивание… и ничего не знать, не предчувствовать, не ведать… красные огоньки фар весело светили впереди… как огоньки новогодней ёлки в детстве… и я испытывала почти блаженство… Потом, много раз в жизни, меня будет удивлять это: в минуты горя и боли вдруг испытываешь блаженство от каких-то простых вещей: глоток чаю, тепло, чей-то мягкий, успокаивающий голос…

Он спросил, где мне удобнее выйти, я сказала, и он довёз меня до самого входа в метро «Театральная», который ближе к Красной площади. Но я ещё несколько минут сидела, глядя заворожёно на сверкающие бисеринки дождя на стекле… каждая их них была просвечена светом фонаря, под которым мы остановились… каждая бисеринка была отдельным, сверкающим, лучезарным миром… миром, где царили счастье и покой… и не было у меня сил шевельнуться, чтобы открыть дверцу и выйти… Он меня не торопил.