Мария Романушко - В свете старого софита

На первый взгляд в этом был некий парадокс. В том, что с людьми, равными мне по возрасту и по интеллекту, я комплексовала. А рядом с гением – нет.

Видимо, гений несёт в себе такой мощный заряд СВОБОДЫ, что рядом с гением и ты чувствуешь себя свободным. А там, где свобода – там не может быть страха и комплексов.

Так что на самом деле парадокса никакого не было.

…В те весенние сумасшедшие дни получила открытку от Беллы Юрьевны Абелевой, своего логопеда из института слуха-речи, с просьбой позвонить. Я позвонила ей, и услышала странное предложение:

– Мои студенты на кафедре психологии делают фильм о заикании. Ты могла бы поучаствовать?

Я опешила.

– Белла Юрьевна, а при чём тут я? У меня же нет никакого заикания.

– Вот и прекрасно! Но ведь… было?

– Ну, это в какой-то другой жизни!

– Прекрасно! Пожалуйста, прошу тебя, приходи на съёмки. Ты – лучшее доказательство того, что это может остаться в другой жизни. И человек может начать совершенно новую жизнь! Без старых проблем.

Я хотела сказать: «Для этого нужно встретить в своей жизни гения». Но не сказала. А Белла Юрьевна спросила:

– Как ты вообще живёшь? Что у тебя нового?

– Енгибаров в Москву приехал на гастроли!

– А… вот оно что! То-то ты светишься вся… Даже по голосу слышно. Ну, я за тебя очень рада. Так ты придёшь на съёмки?

– Приду.

И пришла. Режиссёр сказал:

– Расскажите о чём-нибудь. О чём сами хотите.

Ну, о ком я могла ещё рассказать? Конечно, о Енгибарове! И читала стихи о шутах. Страха не было. Могла бы говорить о своём любимом Клоуне сколько угодно: серию, вторую, третью…

Аудитория на Моховой была залита ярким солнцем и светом прожекторов… Это было похоже на манеж. Для меня это была как бы репетиция того, к чему я готовила себя в будущем. Вот, вышла перед незнакомыми людьми – и читаю стихи. И они меня слушают!

…А порой я думала о том, что мне, наверное, суждено когда-нибудь уйти в монастырь… Ведь я хотела этого раньше, в отрочестве. И вновь загорелась этой мыслью после того, как Дюшен спросила меня как-то, когда мы гуляли с ней под дождиком по Цветному бульвару, мимо цирка, туда-сюда, туда-сюда…

– Романуш, а ты не хотела бы выйти за него замуж?

Она совершенно обескуражила меня своим вопросом.

– В каком смысле «замуж» и – зачем?

– Ну… не знаю. Мне кажется, его никто не понимает так, как ты.

– Разве из-за этого выходят замуж?

– А из-за чего тогда? – спросила Дюшен.

– Если честно – понятия не имею! Я замуж никогда не хотела. У меня вообще этого нет в планах. Жизнь слишком короткая, чтобы тратить её на такую ерунду. И потом, мне кажется: если хочешь испортить с человеком отношения – то выходи за него замуж, да поскорее!

– А если ты ошибаешься? Может, люди выходят замуж для того, чтобы быть совсем вместе?

– Но я и так постоянно думаю о нём. Я и так мысленно выхожу вместе с ним на манеж – ежевечерне… Разве можно быть вместе больше этого?

– Не знаю, – честно призналась Дюшен.

– Ну, сидит у них под дверью гримёрной женщина и вяжет – это жена его партнёра. Но эта роль не для меня… Можно, конечно, сидеть под дверью гримёрной и писать ему стихи – но это как-то… смешно! Ни мне, ни ему, я думаю, это не нужно. Да и не звал он меня замуж! К счастью. Есть более замечательные вещи на свете – например, дружба. Если он назовёт меня когда-нибудь своим другом, большего мне и не надо…

Только зачем он говорил, что я нравлюсь ему, как женщина?

Зачем касался моих волос и гладил по щеке?…

Я ненавидела слово «женщина», – я хотела быть ему другом и только другом. Ну, ещё братом. В крайнем случае – сестрой. Я страдала от его ласковых слов, от его пристальных взглядов чувствовала себя совершенно несчастной. Мне не хотелось жить…

У меня была взрослая голова, но в душе я была ребёнок. Он так и говорил иногда, со вздохом: «Ах, ты, дитё!» А он был взрослый. И просто детской дружбы ему было недостаточно. Это было ужасно… При этом я готова была умереть за него, не задумываясь. Я была бы даже счастлива умереть за него. Смерть меня ничуть не страшила. (Кто в 19 лет боится смерти?) Меня страшило другое.