* * *
Сижу за своим столом и смотрю в окно.
В окне – небо, обкусанное ржавыми, осенними крышами…
Небо обкусанное
ржавыми осенними крышами…
не знающая усталости
деревянная рука скуки
крутит унылую шарманку дождя…
глубокая-глубокая осень
из неё уже нет выхода –
* * *
У меня есть любимое воспоминание.
Воспоминание под названием: «Встреча на длинной солнечной лестнице».
(Это было так давно, что приходится писать о себе в третьем лице).
…Они встретились после дождя, в солнечный вечер, в сентябре, у моря…
Встретились на длинной каменной лестнице. Справа и слева от лестницы – колоннада высоких, мокрых после дождя кипарисов, просвеченных солнцем… Казалось, лестница проложена в зелёном солнечном туннеле. Каменные мокрые ступени усыпаны кипарисовыми иглами… В этом туннеле стоял густой, будоражащий запах бархатного сезона и – близкого цирка…
Они увидели друг друга, ещё когда он был на первой ступени вверху, а она – на первой внизу. Она не могла не узнать его, потому что именно его она здесь и поджидала… Она хотела совсем малого. Хотела сказать ему:
«Здравствуйте!»
Она пошла вверх, и чувствовала, как дрожат у неё коленки, а он легко сбегал вниз, с синей спортивной сумкой, перекинутой через плечо… И он опередил её! Он первый сказал ей:
– Здравствуйте!
Ей лишь оставалось ему ответить…
Приостановившись на какое-то мгновение, глядя на неё с весёлой улыбкой, он спросил:
– А почему такие синие глазищи?
Она смущённо пожала плечами и ничего не ответила. И – они разошлись.
Он продолжал сбегать вниз, он спешил в цирк, на вечернее представление, а она продолжала подниматься вверх, и дрожь в коленках была ещё сильнее. Она могла бы уже и не идти вверх по этой крутой лестнице, ведь цели своей достигла: они поздоровались как ЗНАКОМЫЕ. Значит, он запомнил её! Когда несколько дней назад, на представлении, она подарила ему цветы…
Потом, когда она была уже наверху, а он на последней ступеньке внизу, они оглянулись – одновременно! – и улыбнулись друг другу. Семнадцатилетняя девочка и великий клоун…
Вот и всё.
И лишь одному Господу Богу было известно, что впереди у них ещё много, много встреч… Но уже не здесь – а в Москве, и почти три года должно пройти.
И будет дружба, и споры, и ссоры, и письма, и песни, написанные по его просьбе – ею, и стихи, написанные ему, но никогда ему не показанные… И будет ломка всей судьбы – у неё: уход из института, уход из дома, житьё по знакомым, придумывание клоунад, занятия пантомимой, мечта о манеже… И будет напряжение всех сил – у него: чтобы сбыться, осуществиться до конца; и это произойдёт, но… ценой жизни.
И будет прощание, ставшее Новой Встречей…
Но разве можно было всё это представить, предугадать – там, на длинной солнечной лестнице после дождя?…
* * *
И тогда я решила пойти к ней . К той, которая стояла рядом с его матерью у гроба. К циркачке Ядвиге. К «девчонке, которая умеет летать» – так он её называл в своих рассказах… Я подумала: только она может понять мои стихи. Только ей они, может быть, по-настоящему нужны.
Я слышала, что она выступает в новой программе в Большом цирке на Воробьёвых горах. Набравшись духу, иду…
Старенький дежурный у служебного входа. Наверное, бывший артист, вышедший на пенсию, но не пожелавший расставаться с цирком. Из цирка просто так, по своей воле, не уходят. Только если умирают…
Прошу позвать её – Ядвигу Кокину. Кстати, она латышка, из Риги.
Дежурный куда-то звонит, говорит мне дружелюбно:
– Сейчас она выйдет. А это ваша родственница?
Почему он так решил? А… голубые глаза. А так, вроде, ничего общего, по-моему. Только глаза. Ведь у меня тоже есть немного «прибалтийской» крови – чуть-чуть эстонской, чуть-чуть польской. Меня уже не раз в жизни спрашивали: «Вы не из Прибалтики?» – и приходилось отвечать: «К сожалению, нет. Даже никогда не была там». И в этот раз я ответила с сожалением:
– Нет, не родственница.
– А кто? – не унимался он.
– Подруга.
Почему я так сказала? Потому, что так чувствовала. Ещё с прошлого лета, когда звонила иногда Моему Клоуну, а трубку брала она. Но знакомы мы не были. Просто я знала, что это – она, «девчонка, которая умеет летать». Так называл её он. Но в то лето она не летала, а лежала, скованная гипсом, а он и его мама за ней ухаживали… и телефон стоял у её кровати… Он называл её очень светло – «Яся»… – ясная, светлая… Первый раз я увидела её на похоронах, когда она стояла рядом с его мамой… и я догадалась, что это она – Яся, девчонка, которая умеет летать…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу