Мария Романушко - Там, где всегда ветер

В другой раз мы уходили домой с Ольгой, взрослой красивой девушкой, лет на шесть старше меня, она училась в Киеве, в университете. А в Вольногорск приезжала на каникулы к родителям, и сразу приходила на наше ЛИТО. Видимо, было здесь что-то такое, чего не было в столичных ЛИТО. Домашняя, тёплая атмосфера, никто никого особо не критиковал, только хвалили друг друга и радовались, если хорошо получилось. А если не получилось – то чего критиковать? Человек и так понимал: если не слышно бурного одобрения – значит, не получилось. И ни к чему резкая критика. Народ умный – и так всё понимает, без резких слов.

Наверное, поэтому Ольга тут же, по приезде, приходила в наш «кабинет печати». И приносила стихи, всё более и более грустные. И вот, когда мы вышли с ней под зимний дождик, и пошли тёмными, пустынными улочками, Ольгу «прорвало». Как в прошлый раз Николая Ивановича.

И долго, не в силах остановиться, рассказывала она о своей нелёгкой столичной жизни. О военном лётчике, с которым у неё роман: лётчик звал её на север, куда получил назначение, а она никак не могла решиться. А тут один аспирант объяснился ей в любви, и вот она разрывалась теперь между двумя чувствами. Точнее – между чувством и рассудком: рассудок шептал ей, что с аспирантом ей было бы хорошо остаться в столице, а с лётчиком – надо ехать на край земли, жить в общаге, топить печку, и её филологическое образование там никому не нужно… Родители и друзья все в один голос говорят: выходи за аспиранта! А Ольга любит лётчика. Хотя и аспирант – тоже хороший парень, и пока не появился лётчик, они дружили два года, мама аспиранта уже называла Ольгу невесткой… И что теперь делать, она не знает.

– А что говорит сердце?… осторожно спросила я.

Вообще я стараюсь не задавать никогда лишних вопросов. Меня даже упрекали порой: «Ты такая не любопытная!» Действительно, не любопытная. Любопытство – это расковыривание души другого человека. Можно сделать ненароком больно, заглянуть, куда тебя вовсе не звали… Человек сам расскажет, если захочет. Вопросы тут излишни. Но мне показалось, что Ольга хотела услышать этот вопрос – про сердце. Она глубоко вздохнула:

– Сердце говорит: надо бросать университет, бросать Сашу и ехать с Павликом на север… Одним словом, решаться на очень трудную жизнь. А я такая маменькина и папенькина дочка, родители всегда оберегали меня от всяких трудностей… Но знаю: если не решусь, если не сделаю этого, всю жизнь потом буду жалеть.

И так мы бродили с ней под февральским дождём, пока не вымокли до нитки наши пальто. «Ты – единственная, кто не убеждал меня выходить за аспиранта,» – сказала мне на прощанье Ольга.

Вскоре она уехала в Киев. А через какое-то время я встретила на улице её отца и спросила:

– Как Оля поживает?

– Далеко она теперь поживает – на крайнем севере, – со вздохом сказал он. – Уехала-таки со своим Павликом, не смогли мы с матерью её отговорить. Такое дело – любовь! Что ж, её жизнь, ей и решать…

И было видно, что он жалеет дочь, но и гордится её выбором.

Аня-большая собирала картинки от конвертов. Уже много лет. У неё была огромная коллекция. Прямо вся история нашей страны в этих картинках. И флора, и фауна… И спорт, и искусство. Ещё Аня коллекционировала марки. Они с папой вместе коллекционировали.

Я тоже попробовала собирать картинки от конвертов, тем более, что писем мы в ту пору получали много (от бабушкиных лагерных подруг, от маминых приятельниц по санаторному отдыху), так что картинок этих было хоть завались! Но долго их собирать у меня не получилось. Не было в моей натуре какого-то нужного для этого системного занятия качества. Мне быстро стало скучно.

Но вскоре… поняла, что я тоже собираю! Собираю ЛЮДЕЙ! Мне были страшно интересны люди – разные судьбы, характеры… Люди сами открывались мне, я никогда ни кого ни о чём не расспрашивала, не лезла никому в душу. Но они сами мне открывались – за то, что я умела молча слушать.

Люди поселялись во мне – и я знала, чувствовала, что никого из них не забуду: что они теперь так и будут жить во мне – как часть меня самой.

И ещё: