Мария Романушко - Там, где всегда ветер

…Очнулась от сильной тряски. Открываю глаза и ничего не могу понять. Ночь, я лежу на заднем сидении машины, машина несётся как сумасшедшая… «Где я?» – «Лена, ты сильно заболела, – слышу мамин голос, – мы везём тебя в Днепропетровск». Она сидит в углу сидения, у неё на руках спит Маришка. На переднем сидении – рядом с шофёром – папа Федя, а машина – это его служебный «козлик», она очень быстро едет, но очень сильно прыгает, эти прыжки (так вот почему её прозвали козликом!) больно отдаются во всём теле.

Я с трудом принимаю сидячее положение и смотрю на дорогу, которая озарена красными и жёлтыми огнями, а вокруг – черно, черно, степь, и в небе черно, черно, только эти живые светлячки на шоссе… красиво!… мы обгоняем одну машину, другую… я давно не ездила на машине… давно это было, в Оренбурге… мне пять лет… мы с бабушкой выходим из поезда, и нас встречают мама и папа Серёжа… и мы едем до нашего дома на такси… а дом стоит на границе большого города и большой степи, да, там тоже была степь, но другая… и был май, и непролазная грязь… и мама вынесла бабушке из дома резиновые сапоги, а меня отец от такси до дома нёс на руках… первый раз в жизни…

Как зачарованная, смотрю я на мелькание жёлтых и красных светлячков, жёлтых и красных, жёлтых и красных, красных, красных, красных… и опять теряю сознание…

В Днепропетровске районный врач, помнящая меня ещё с пелёнок, поставила диагноз: «Желтуха, тяжёлая форма». И выписала направление в больницу.

Но мама не хотела отдавать меня в больницу, ведь это означало, что меня нужно оставить в Днепропетровске одну и неизвестно на сколько времени. До Вольногорска – три часа электричкой, среди недели ребёнка не навестишь, только в выходной. На это мама пойти никак не могла.

Поэтому, в ожидании «скорой», мама спрятала меня в шифоньере, между одеждой (до сих пор помню, как мне там было тепло и уютно, среди запахов моего детства…) А врачам, когда приехала «скорая», мама сказала, что меня уже увезла другая «скорая». Врачи очень сильно удивились.

«А Ена в цифаене! А Ена в цифаене!» – весело тараторила Маришка, хлопая в ладоши. «Что ребёнок такое говорит?» – настороженно прислушалась врач «скорой». «Так, болтает что-то своё,» – сказала мама.

А я внутри шифоньера давилась от смеха…

Врачи, наконец, ушли. Да и где возьмёшь больную, если её в семиметровой комнате нет!

А мы в тот же день вернулись домой, в Вольногорск. Меня поселили одну в большой комнате. Отгородив кровать ширмой, сделанной из двух широких простыней.

Впереди было почти три месяца лежания в этом углу…

…Лежу за ширмой. Говорят, что я заразная и ко мне нельзя. Медсестра, которая приходит каждый день колоть меня, – в марлевой повязке. Маме и бабушке тоже велено носить повязки.

И только маленькая Маришка забегает ко мне без повязки. «Мариша, не ходи к Лене, заболеешь!» Но Маришка всё равно заглядывает ко мне за ширму, как лучистое солнышко…

Маришка – не заболела. И все очень дивились этому. Но я-то знала, что не заражу её. Каким-то внутренним чувством знала. Потому что есть на свете такая великая охранительная сила – ЛЮБОВЬ. В десять лет я ещё не могла этого объяснить словами, но сердцем чувствовала: я не могу заразить Маришку, которую так сильно люблю.

А может, моя желтуха и не была инфекционной?… Иначе я бы уже давно заразила весь класс, ведь я много дней ходила в школу жёлтая. Скорее всего, желтуха была механическая – я просто-напросто надорвалась, когда мы собирали металлолом. Помню-помню, с какой натугой тащила чугунную крышку от колодца, на пару с мальчиком. Но мальчик не пострадал. Или он был крепче меня, или на мою долю пришлась большая часть чугунной тяжести.

Чем я развлекалась там, за ширмой? Ну, первое время мне было не до развлечений, хотелось только одного – спать!… А потом, когда в голове немного посветлело, принялась перечитывать свои любимые книги: сказки Андерсена, «Голубую стрелу» Джанни Родари, «Нелло и Патраш» Уайды, «Артёмку», «Тайну трёх океанов» и обожаемого Аркадия Гайдара. У меня был его двухтомник, подаренный мамой, и больше всего я полюбила тёплую, уютную повесть «Чук и Гек», я отогревалась внутри неё…

С пяти лет, как научилась читать, это было моим любимым занятием. Любимые книги могла перечитывать по многу раз, и каждый раз было всё также интересно. Обожала андерсеновскую «Русалочку». Мне казалось, что мы с Русалочкой похожи: так же, как она, я порой хотела что-нибудь сказать – и не могла… Очень любила Тимура и его команду, мне нравилось, что дети могут так по-взрослому интересно жить. Обожала историю про Буратино – потому что очень любила цирк и не отказалась бы, чтобы в нашей комнате за каким-нибудь старым холстом оказалась чудесная дверца в мечту… Но не было на наших стенах холстов! И стены были белые и пустые. И ширма белая-белая… И только, если закрыть глаза, можно было нарисовать этот холст в своём воображении… Холст с очагом.