- В доме божьем таких вещей не делают... Пошли прочь отсюда, идите на улицу!
Это был пономарь, старикашка с седой бородкой, голос у него был здоровей, чем он сам. Жена моя встала, кое-как прикрыла грудь и голову ребенка, да и говорит:
- Но ведь Мадонна на картинах... она всегда с ребенком у груди.
А он ей:
- Ты еще хотела с Мадонной равняться, бесстыдница.
В общем, ушли мы из этой церкви и уселись в скверике на площади Венеции. Там жена моя снова дала грудь ребенку, и он, насосавшись досыта, уснул.
Тем временем настал вечер, стемнело. Церкви позакрывались, а мы сидели усталые, замученные, и ничего нам в голову не приходило. Меня просто отчаяние взяло при мысли, что мы столько сил убиваем на такое дело, какого и затевать-то не следовало. Я говорю жене:
- Послушай, поздно уж, я больше не могу, надо, наконец, решиться.
Она отвечает зло:
- Это твой сын, твоя кровь... Что же ты хочешь - бросить его так, в уголке, словно сверток с объедками для кошек!
- Нет, - говорю, - но такие вещи надо или уж сразу делать, не раздумывая, либо не делать совсем.
А она:
- Ты попросту боишься, что я передумаю и отнесу его домой... Все вы, мужчины, трусы!
Я вижу, что ей сейчас перечить нельзя, и говорю примирительно:
- Я тебя понимаю, не беспокойся, но пойми и ты: что бы с ним ни случилось, все будет лучше, чем расти ему в Тормаранчо, в нашей лачуге без кухни и отхожего места: зимой в ней черви, а летом мухи.
Она на этот раз ничего не сказала.
Пошли мы, сами не зная куда, по виа Национале, вверх, к башне Нерона. За ней, немного подальше, есть улочка, совсем пустынная. Вижу: там у одного подъезда стоит закрытая серая машина, пустая. Я сразу сообразил: подошел к машине, повернул ручку - дверца открылась. Я говорю жене:
- Скорей, вот удобный случай, клади его на заднее сиденье.
Она послушалась, положила ребенка, и я захлопнул дверцу. Все это мы проделали в один миг, нас никто не видел; потом я схватил ее под руку, и мы побежали к площади Квиринале *.
* Площадь, где находится Квиринал - бывший королевский дворец. - Прим. перев.
Площадь была пустая и темная. Только у дворца горело несколько фонарей, и в ночи за парапетом сверкали огни Рима. Жена подошла к фонтану возле обелиска, села на скамеечку, скрючилась вся и, отвернувшись от меня, вдруг как заплачет,
Я говорю:
- Ну что тебя так разбирает?
А она:
- Теперь, когда я его оставила, мне так пусто... мне его не хватает здесь, на груди, где он лежал.
Я говорю:
- Понятно, конечно... Но это у тебя пройдет.
Она пожала плечами и продолжала плакать. И вдруг слезы у нее высохли, ну, как высыхает дождь на мостовой, когда подует ветер. Она вскочила да как закричит в ярости, тыча пальцем на дворец:
- А теперь я пойду туда, доберусь до короля и все ему выскажу!
- Стой! - кричу я, хватая ее за руку. - Ты что, с ума сошла?.. Не знаешь, что короля давно нет?
А она:
- А мне все равно... Скажу тому, кто сидит на его месте. Кто-нибудь да есть там!
Словом, она бросилась к подъезду и наверняка устроила бы скандал, если бы я не завопил в отчаянии:
- Послушай, я передумал... Вернемся к машине и возьмем ребенка... Оставим его себе. Не все ли равно - одним больше, одним меньше.
Эта мысль, видать, у нее все время сидела в голове и разом вытеснила выдумку про короля.
- Да там ли он еще? - говорит она и бросается в ту улочку с серой машиной.
- Еще бы, - говорю, - ведь и пяти минут не прошло.
И правда, машина была еще там. Но в тот самый миг,
как жена моя открыла дверцу, из подъезда выскочил мужчина средних лет, низенький, с холеным лицом, и закричал:
- Стой! Стой! Что вам надо в моей машине?
- Мне надо забрать свое, - ответила жена, не оборачиваясь, и наклонилась, чтобы взять ребенка с сиденья.
Но мужчина не унимался:
- Что вы там берете? Это моя машина... Поняли? Моя!
Надо было вам видеть тогда мою жену! Она выпрямилась да как накинется на него:
- Кто у тебя что берет? Не бойся, ничего у тебя не возьмут, а на твою машину мне наплевать... Вот гляди,
И она вправду плюнула на дверцу.
- А этот сверток?.. - начал тот растерянно.
А она:
- Это не сверток... Это сын мой... Смотри!
Она открыла личико малыша, показала его и опять пошла-поехала:
- Тебе с твоей женой такого прекрасного сына в жизни не сделать, хоть родись заново... И не вздумай меня задерживать, не то я закричу, позову полицию и скажу, что ты хотел украсть моего ребенка.
В общем, она ему такого наговорила, что бедняга рот разинул и вся кровь бросилась ему в лицо - того и гляди удар хватит. Наконец жена замолчала, повернулась, не спеша пошла прочь и догнала меня на перекрестке.
Читать дальше