Альберто Моравиа - Римские рассказы

Одним словом, он над нами подшутил.

- Так для чего же ты заставил нас рыть эту яму? - спросил Ремиджо еле слышно.

Он ответил:

- Яма для удобрений... Она мне как раз нужна была... Вот вы и избавили меня от лишних трудов...

Я чувствовал себя совершенно уничтоженным. Может быть, следовало бы хорошенько пригрозить старику или даже выстрелить в него. Но после всех этих бесплодных поисков, после всех разочарований я даже не испытывал гнева. Я только спросил:

- Так, значит, никакого клада нет?

И мне почти хотелось, чтобы Марииезе подтвердил, что клада нет. Но коварный старик ответил:

- И нету и есть.

- Что это значит?

- А это значит, что если бы ты пришел ко мне по-хорошему, днем, клад, может быть, и оказался бы... Но так... его нет.

И не обращая больше на нас внимания, он направился к своей лачуге. Я побежал за ним задыхаясь и схватил за рукав:

- Маринезе... ради господа бога...

Он повернулся ко мне в пол-оборота и спросил:

- Почему же ты не стреляешь? Разве у тебя нет пистолета?

Я отвечал:

- Не хочу я стрелять... Поделим пополам.

А он:

- Скажи-ка лучше правду: у тебя просто не хватает смелости выстрелить... Вот видишь, ни на что-то ты не годен... Другой бы на твоем месте обязательно выстрелил... Немцы, те стреляли.

- Но я же не немец.

- Ну, раз ты не немец, то тогда спокойной ночи. - И с этими словами он вошел к себе в лачугу и захлопнул дверь перед моим носом.

Так окончилась эта история с кладом. На следующий день, в обычное время, Маринезе вошел в остерию и, когда я подавал ему вино, воскликнул:

- А! Это ты, тот самый, что приходил за кладом... А где же пистолет, куда ты его дел?

К счастью, никто не обратил внимания на его слова, потому что, как я уже говорил, он всегда много болтал и по большей части нес всякий вздор. Но все же я не чувствовал себя в безопасности. Да и, кроме того, не особенно-то приятно было, что меня оставили в дураках и что все это видел и знал Ремиджо, который теперь надо мной смеялся, как будто он и сам не поверил поначалу в клад. И потому, воспользовавшись сделанным мне предложением, я перешел на работу в тратторию в Транстевере, на площади Сан-Козимато. А Ремиджо остался в остерии у ворот Сан-Панкрацио.

Конкуренция

Говорят, что конкуренция - гвоздь торговли. Во всяком случае, так уверял мой дед, когда я был еще совсем маленький. У него была посудная лавка, и из-за этой самой конкуренции бедняга дважды прогорал. Закон конкуренции дед объяснял мне так:

- Это железный закон, и увильнуть от пего не удастся никому... Положим, я открываю на виа делль Анима посудный магазин, торгую, так сказать, тарелками, мисками, чашками, стаканами... А чуть подальше па этой же самой улице кто-нибудь другой открывает второй точно такой же магазин... Он начинает со мной конкурировать, другими словами, продавать такую же посуду, что и я, но дешевле... Покупатели переходят к нему, а я прогораю... Вот это и есть закон конкуренции.

- Но дедушка, - говорил я, - если ты опять прогоришь, мы все умрем с голоду.

- Вот именно, - отвечал дед, ликуя, - вы все умираете с голоду, а покупатель остается в барыше.

- А какое мне дело до покупателя?

- Кому ты говоришь это?.. Мне!.. Да по мне, он хоть вовсе пропади пропадом... Но в том-то и заключается весь смысл конкуренции: хочешь ты того или нет, а конкуренция вынуждает тебя делать так, чтобы покупателю было выгодно.

- Может быть, это и так, - говорил я. - Но если кто-нибудь вздумает разорять меня, я ему наставлю фонарей под глазами.

- Известно, ты драчун и хулиган, - отвечал дед, - но в торговле хулиганство не поможет... Тебя посадят, и так ты прогоришь еще скорее. Вот и все... В торговле действует только конкуренция.

Ну так вот, много лет спустя мне пришлось припомнить эти рассуждения о конкуренции. Я тоже занялся торговлей, хотя и не в таких размерах, как мой дед. За это время наша семья пришла в упадок: отец умер, а наполовину парализованный дед уже не вставал с постели; теперь он не мог больше ни торговать, ни прогорать. Я приобрел патент уличного торговца. На моей тележке была разложена всякая всячина: маслины, апельсины, каштаны, винные ягоды, мандарины, грецкие и американские орехи и прочая снедь. Место себе я облюбовал в начале моста, против выхода из туннеля Джаниколо. Это очень бойкое место, здесь проходят все, кому надо попасть из Мадонна ди Рипозо, Трастевере и Монтеверде на проспект Виктора-Эммануила. Место я выбрал удачно, и дела мои сразу пошли в гору. Стояла весна. Наступили первые теплые дни. Рано утром я ставил в начале моста доверху наполненную тележку, а вечером, когда возвращался домой, на ней не было ничего, кроме табличек с ценами да куска клеенки. По воскресеньям столько проходило мимо меня всякого народу, отправляющегося погулять за город, что будь у меня две тележки, все равно не хватало бы - словом, торговля моя процветала. Я сказал об этом деду. Но он, верный своей теории, упрямо ответил: