В Найпол - Полужизнь

Слушая, Вилли стал понимать, что кабинет психиатра очень похож на комнату, где они сидят. И под конец, когда писатель спросил, какого мнения Вилли об услышанном, он сказал: "Мне хотелось больше узнать о пациенте и о враче". Писатель рассвирепел. Его черные глаза засверкали, он обнажил свои мелкие, почерневшие от табака зубы и закричал на Вилли: "Я не знаю, кто вы такой и откуда взялись и какой такой у вас, по-вашему, талант. Но один очень знаменитый человек сказал, что я открыл новое измерение в литературе". Вилли выбежал из комнаты, спасаясь от пришедшего в бешенство знакомого. Но когда они встретились в следующий раз, тот был уже спокоен. Он сказал: "Простите меня, дружище. Это все моя комната. Я ее ненавижу. Чувствую себя в ней, как в гробу. Привык-то я совсем к другому. Но я переезжаю. Вы уж меня простите. Пожалуйста, приходите и помогите мне переехать. Покажите, что вы не держите на меня зла". Вилли явился в пансион и постучал в дверь комнаты писателя. Из соседней двери вышла пожилая женщина и сказала: "Так это вы. Вчера он уехал, но предупредил, что пришлет кого-нибудь за вещами. Можете забрать его чемодан. Но сначала заплатите за жилье. Я покажу вам по книге. Он задолжал мне за двадцать недель. Итого шестьдесят шесть фунтов пятнадцать шиллингов". Вилли снова сбежал. Теперь, приходя с Перси на вечеринки, он высматривал этого невысокого человека с бородой. Довольно скоро он и впрямь увидел его: этот человек подошел к нему, прихлебывая из бокала белое вино, и сказал его дыхание отдавало сосиской и чесноком: "Извините, дружище. Но у нас в Южной Африке всегда говорили, что вы, индийцы, народ денежный, вот я и подумал, что вы согласитесь помочь".

Однажды на их вечеринке появился человек, не похожий на обычного прожигателя жизни. Он принес с собой бутылку шампанского и отдал ее Перси у двери. Ему было за пятьдесят; маленький, аккуратный, он был одет почти по стандартам Перси - в серый клетчатый костюм из материала, образующего на сгибах мягкие складки, с ручной вышивкой на лацканах пиджака. Перси познакомил нового гостя с Вилли и оставил их вдвоем.

Вилли, равнодушный к спиртному, но уже знающий, чего от него ждут, сказал:

- Шампанское!

- Охлажденное, - сказал гость удивительно мягким голосом; его выговор не был похож на выговор представителя свободной профессии. - Оно из "Рит-ца". Там всегда держат для меня бутылку наготове.

Вилли не был уверен, что это не шутка. Но глаза новоприбывшего смотрели холодно и спокойно, и Вилли решил, что ему не стоит над этим задумываться. Но надо же - опять "Ритц"! Как много он, оказывается, для них значит. С точки зрения Вилли, на родине которого гостиница считалась самой дешевой разновидностью кафе или закусочной, у лондонцев было странное понятие о роскоши - шикарный отель привлекал их сильнее, чем выпивка или развлечения, словно дополнительная цена означала дополнительное удовольствие.

Гость не собирался поддерживать разговор с Вилли, и Вилли понял, что ему придется приложить некоторые усилия.

- Вы работаете в Лондоне? - спросил он.

- Прямо здесь, - ответил гость. - Я застройщик. Разрабатываю этот район. Сейчас это мусорная куча. Но через двадцать лет все будет по-другому. Я готов подождать. Здесь очень много стариков, которые пользуются защитой государства и ничего не платят за свои квартиры в этих больших домах, хотя живут почти в центре Лондона. А на самом-то деле они бы хотели жить за городом. Где-нибудь на природе, в уютном сельском коттеджике. Я помогаю им туда переехать. Покупаю там дома и предлагаю здешним жителям обмен. Кто-то соглашается. Кто-то нет. Тогда я ломаю все вокруг них. В прежние времена я натравил бы на них Перси с его негритосами. - Он говорил мягко, без угрозы, просто делясь информацией, и Вилли ему поверил.

- Перси? - спросил он.

- Нашего бывшего лондонского домовладельца. А вы не знали? Он вам не говорил?

Позже в тот вечер Перси сказал Вилли:

- Значит, старикашка тебя прижал.

- Он сказал, что ты был домовладельцем.

- Чем я только не занимался, малыш Вилли. Ребят из Вест-Индии брали водить автобусы. Но где найти жилье? Никто не хочет сдавать черным. Сам знаешь. Поэтому кое-кто из островных чиновников помог людям вроде меня купить дома, чтобы мы могли селить в них своих земляков. Так это началось. И не подумай чего плохого. Дома, которые я покупал, были полны народу и стоили около полутора тысяч. Один обошелся в тысячу семьсот пятьдесят. Свободные комнаты я сдавал своим ребятам. И каждую пятницу, вечером, ходил собирать квартирную плату. У меня не было жильцов лучше барбадосцев. Они были здорово мне благодарны. В эти самые вечера по пятницам, как только кончится смена в автопарке, так каждый из них уже стоит в своей маленькой комнатке на коленях, чистый, умытый, и молится. С одной стороны Библия, открытая на Левите, а с другой - расчетная книжка с вложенными туда деньгами. И деньги высовываются. Старик прослышал обо мне и решил все у меня откупить. Я не мог ему отказать. Это были его владения. Он предложил мне работу в клубе. Обещал долю. А когда я про это напомнил, сказал, что я начинаю его утомлять. Я понял намек и добился стипендии в колледже. Но он по-прежнему хочет со мной дружить, а мне невыгодно с ним ссориться. Но это меня тревожит, Вилли. Он хочет, чтобы я снова на него работал. Это меня тревожит.