Симона Бовуар - Мандарины

Ей оказались близки представления Сартра о том, что «в основе разума лежит веление». Основа разума, полагает де Бовуар, — это «не столько сообразительность или даже способность улавливать связи между явлениями, сколько веление: веление не останавливаться, идти все время дальше, все время вперед» (Beauvoir 1981: 232).

Нельзя в этой связи не посетовать на удручающую зыбкость границ между нашими достоинствами и недостатками. Де Бовуар писала: «Можно назвать волей, упорством, настойчивостью мое обыкновение полностью сосредоточиваться на работе и доводить до конца все намеченные планы. Можно увидеть в этом слепое упрямство и тупую настырность» (Beauvoir 1972: 47). Обеими возможностями с удовольствием пользовались ее друзья и враги, и де Бовуар не раз приходилось слышать упреки в свой адрес, подобные тому, с каким в романе «Мандарины» Льюис обратился к Анне: «Вы до того упрямы, что даже не отдаете себе в этом отчета <...> Мысленно вы все улаживаете по своему усмотрению и уже не отступаетесь от этого, надо делать то, что вы хотите» (с. 428 наст. изд.).

Симона де Бовуар избрала путь воинствующей атеистки. Но противоположности иной раз непостижимым образом сходятся, и решение ее биографа Дейдры Бейр повествовать о жизни писательницы как о жизни «современной святой» было не лишено основания.

«Если во мне есть что-то от гения <...>, то исключительно ясность мысли» (Beauvoir 1958: 263), — настаивала она.

Об этом же рассуждал в «Мандаринах» Анри Перрон: «Если другие не в счет, писать не имеет смысла. Но если их ценишь, это потрясающе — вызывать словами их дружбу, доверие; потрясающе видеть, как находят у них отклик твои собственные мысли» (с. 95 наст. изд.).

В старости ее преследовала мысль о том, что вся наша жизнь записана на каком-то божественном магнитофоне, однако и тогда, не вполне доверяя «потусторонней» технике, она не упускала возможности представить собственную запись событий. Когда в начале 1950-х годов в распоряжении де Бовуар оказался магнитофон, ее любимым развлечением стала запись случайных разговоров.

«Есть произвол в том, чтобы делить жизнь на куски, — признавала де Бовуар. — Однако 1929 год, на который приходится конец моей учебы, начало экономической независимости, уход из родительского дома, расставание со старыми друзьями и встреча с Сартром, несомненно, открыл для меня новую эру. В 1939 году мое существование изменилось радикально: История завладела мною, чтобы больше не отпускать; с другой стороны, я глубоко и навсегда связала свою жизнь с литературой» (Beauvoir 1960: 54).

«Необходимо верить в будущее, чтобы считать, будто у каждой жизни есть смысл» (с. 184 наст, изд.), — скажет Анна. В Дюбрее Анну покорило прежде всего то, что «у него время мчалось, он гнал вовсю» (с. 40 наст. изд.).

Сборник рассказов «Главенство духа» (1939); в переработанном виде был опубликован в 1979 г. под названием «Когда главенствует дух» (см.: Beauvoir 1979).

В 1982 г. Натали Саррот заметила, что де Бовуар легко научилась терпеть молодых недалеких женщин в окружении Сартра, однако «полагала, что в его жизни должна быть только одна умная женщина — она сама» (цит. по: Bair 1990: 364).

Так зачастую переводят французское выражение «mauvaise foi», которое имеет в философии экзистенциализма и другие значения: сокрытие истины от самого себя, неискренность, непорядочность, злонамеренность, недобросовестность. «Дурная вера» — излюбленное понятие Сартра, включающее в себя языковую путаницу, ошибки памяти, всяческие увертки сознания, попытки компенсации и сублимации. Для сравнения заметим, что у Фрейда «дурная вера» есть пространство, отделяющее «я-реальное» от «я-воображаемого». При создании романа де Бовуар широко использовала и другие понятия экзистенциалистской философии, такие как «видимость», «другой», «аутентичность восприятия» (подробнее об этом см.: Полторацкая 1992: 87—90).

Нет никаких сомнений в том, что идея создания «трио» целиком и полностью принадлежит Сартру. С двадцатилетнего возраста он любил бравировать тем, что абсолютно лишен чувства ревности (об этом см.: Gerassi 1992.).

Хотя с конца 1960-х годов они стали менее необходимы друг другу в повседневной жизни, де Бовуар и тогда упорно продолжала цепляться за этот миф.