Симона Бовуар - Мандарины

— Это Ламбер надавил на Анри, — в ярости заявила Надин.

Мне очень хотелось понять, что произошло в душе Анри. Толкования Робера были чересчур предвзятыми. Более всего его возмущало то, что у Анри не было доверия в разговоре с ним. «Но в конце-то концов, — подумала я, — Робер сам дал ему повод для недоверия. Он ответит мне, что Анри давно уже должен был забыть все. Это очень мило, но прошлое так просто не забывается! И я по опыту знаю, как часто мы бываем несправедливы к людям, которых не привыкли судить. Мне самой, под предлогом того, что в кое-каких мелочах Робер немного постарел, случалось сомневаться в нем: теперь я понимаю, что, если он решил молчать о лагерях, значит, на то были веские причины, но тогда я подумала: это из-за слабости. Так что я вполне понимаю Анри; он тоже слепо восхищался Робером, и хотя отдавал себе отчет в его стремлении господствовать, всегда и во всем следовал за ним, даже если это вынуждало его поступать против воли. Видимо, дело Трарье не прошло бесследно именно потому, что однажды Робер обманул его ожидания. И Анри решил, что теперь он способен на что угодно».

Впрочем, какой толк рассуждать впустую, вернуться назад все равно уже было нельзя. Вопрос, который вставал теперь, — это что станется с СРЛ. Расколотое, дезорганизованное, лишенное газеты, движение было обречено на скорый распад. Через Ленуара Лафори предложил осуществить его слияние с близкими коммунистам группами. Робер ответил, что хочет дождаться выборов, прежде чем что-либо решать; но я-то знала, что он не согласится. Это правда, что дело с лагерями не оставило его равнодушным: у него не было ни малейшего желания сближаться с коммунистами. Члены СРЛ смогут свободно вступать в компартию, но движение как таковое просто-напросто перестанет существовать.

Ленуар вступил первым. Он радовался тому, что развал СРЛ открыл ему глаза. За ним последовали многие другие: с ума сойти, у скольких людей открылись глаза в ноябре, после успеха коммунистов на выборах. Крошка Мари-Анж явилась просить у Робера интервью для «Анклюм».

— С каких это пор вы стали коммунисткой? — спросила я.

— С тех пор, как поняла, что следует занять определенную позицию, — ответила она, глядя на меня с видом усталого превосходства.

Робер отказал ей в интервью. Все разговоры вокруг вызывали у него раздражение. И, несмотря на обиду, статья Лашома против Анри возмутила его. Ленуар попытался переубедить Робера, но он едва слушал его.

— Успех на выборах — это наилучший ответ, какой коммунисты могли дать на столь грязную кампанию, — восторженно заявил Ленуар. — Перрону и его клике не удалось отобрать у них ни одного голоса. — Он с надеждой смотрел на Робера. — Теперь члены СРЛ все, как один, последуют за вами, если вы предложите слияние, о котором недавно шла речь.

— СРЛ больше не существует, — отвечал Робер. — И я уже не занимаюсь политикой.

— Да будет вам, — с улыбкой произнес Ленуар. — Члены СРЛ еще живы; достаточно одного вашего слова, чтобы они примкнули.

— Я не собираюсь произносить его, — сказал Робер. — Я не был согласен с коммунистами еще до дела о лагерях и уж конечно не брошусь к ним в объятия теперь.

— Лагеря: но позвольте, вы же отказались участвовать в этом надувательстве, — возразил Ленуар.

— Я отказался говорить о лагерях, но отнюдь не верить в их существование, — ответил Робер. — Априори всегда следует верить в худшее, в этом и заключается настоящий реализм.

Ленуар нахмурился.

— Согласен, нужно уметь готовиться к худшему и все-таки, невзирая ни на что, идти своим путем, — сказал он. — Но в таком случае упрекайте коммунистов в чем угодно: это не должно мешать вам действовать с ними заодно.

— Нет, — повторил Робер. — С политикой для меня покончено. Я отхожу от дел.

Я прекрасно знала, что СРЛ больше не существует и что у Робера нет никаких новых планов, и все-таки испытала легкий шок, услыхав его заявление о том, что он окончательно отходит от дел. Как только Ленуар ушел, я спросила:

— Вы действительно покончили с политикой? Робер улыбнулся:

— Мне кажется, это она покончила со мной. Что я могу поделать?

— Я уверена, что если вы поищете, то найдете выход, — сказала я.

— Нет, — отвечал он. — Есть одна вещь, в которой я все больше убеждаюсь: сегодня у меньшинства нет больше шансов. — Он пожал плечами: — Я не хочу работать ни с коммунистами, ни против них. А что тогда?

— Тогда посвятите себя литературе, — обрадовалась я.

— Да, — без восторга согласился Робер.