Кейт О'Риордан - Ангел в доме

- Ну... Тому, кого нет рядом. Тому, кто бежит от ответственности. Бросает их, неважно по какой причине. Детям трудно такое понять. Мне так кажется.

Она мрачнела с каждой секундой, задумчивость в ее глазах, к удивлению Роберта, сменилась неприязненным упреком.

- Мне кажется, что за теми, кто бросает своих детей, тянется хвост несчастий, - сказала она. - А из несчастных детей получаются невероятно, ужасно несчастные взрослые! Вы себе не представляете, какие несчастные. Послушайте, - добавила она, подавшись вперед, - я знаю что говорю. Мне приходится иметь дело с последствиями. Вот в чем моя работа!

Роберт наполнил бокал и не столько выпил, сколько вдохнул в себя вино.

- Ладно, Анжела, ладно. Никто с этим не спорит. - Она смотрела на него с такой горечью, что ему захотелось немедленно утешить ее. Почему-то вдруг вспомнился мистер Филдинг. - Знаете, некоторые дети справляются лучше других. Страдают, конечно, но справляются. Это жизнь. - Он пожал плечами.

- Что ж. Ваше право так считать. Весьма циничное суждение.

- Циничное?

Но Анжела уже скрылась в спальне. Роберт покачал головой. Вдохнул еще бокал вина.

- Анжела?

- У меня сегодня и вправду дела, я ошиблась, - крикнула она из-за двери. - Я вообще ошиблась.

- Чем я вас огорчил?

- Ничем. Абсолютно ничем. - Анжела двинулась через комнату своим фирменным, таким знакомым ему полубегом-полушагом.

Роберт схватил ее за руку, повернул лицом к себе.

- Анжела?

Она выдернула руку.

- Спасибо, до станции я доберусь сама.

- Что я такого сделал?.. Что?

- У меня есть принципы, - чопорно сообщила она.

- Уверен, что есть. Ни минуты в этом не сомневался.

- Прекрасно. Но убедиться не помешает.

- Ладно. С этим все ясно. Мне и в голову не приходило усомниться в том, что вы человек принципов. Ладно. Теперь вы позволите проводить вас до станции? Пожалуйста.

Она указала вниз, на постукивающий - и весьма надменно, как он отметил, - кончик туфельки:

- Что это, по-вашему?

- Простите?.. Ноги.

- Именно. Ноги. Одна. И вторая. Две конечности, вполне способные донести меня до станции. Всего наилучшего, Роберт, счастья и удачи. Если мне будет позволено... если мне только будет позволено, я бы добавила, что вам надлежит время от времени выглядывать из собственного "я". Задумываться о чувствах других. В частности, детей. Чуточку больше думать об их желаниях и проблемах. Я бы даже сказала - гораздо больше.

- Надлежит?

- Да. Надлежит. - Глаза ее яростно вспыхнули, она дернулась к двери.

Роберт поймал ее за плечи и поцеловал. Иного выхода не было. Как должен поступить мужчина, которому бросили в лицо "надлежит"? Ее губы приоткрылись. Отнюдь не от страсти. От возмущения. На тот случай, если она вздумает повторить свое "надлежит", он продлил поцелуй. Испытывает она к нему хоть что-нибудь? Если да, то растает сейчас. Нет, сейчас. Или сейчас. Вот сейчас уж точно... Но нет, тверда как ореховая скорлупа. Все врут кинофильмы. Как выбраться из этой ситуации - вот в чем вопрос. Любит ли он ее, раз целует с такой настойчивостью, - вот в чем второй вопрос. Однако самый насущный - что сказать, когда придется оторвать от нее губы? Черт бы их побрал, словно приклеились. Боже, как она хороша. Что за чудное ощущение - держать ее в объятиях. Губы чмокнули, отрываясь от ее губ. Решили, что время настало. Самостоятельно. Не спросив у него. Легкомысленные твари.

Она стояла недвижимо, лишь губы жили своей жизнью на бледном лице. Испуганные, дрожащие зайчата.

- До следующего воскресенья, Анжела?

- Да, - выдохнула она.

И опрометью вылетела наружу.

* * *

Питер в полной прострации сидел на скамье рядом с бродягой Марти. Так, по крайней мере, это тип себя называл. Твердил как заведенный: "Марти я лично, Марти лично я". Что он этим хочет сказать? Нельзя занимать скамью, не объявив: "Питер я лично, Питер лично я"?

Питеру сейчас было не до знакомств, тем более с бродягами. Ему и сидеть-то здесь не хотелось, однако Ее Королевское Величество, Глава Злобного Государства твердо уяснила себе, что у вассала "срочный случай", так что несколько часов придется убить. Убить. Убей. Звучит неплохо. Куда как значительнее, нежели, к примеру, бить баклуши.

Лицо Роберта. Его взгляд, когда он закрывал дверь. Нетерпение. Раздражение. Желание избавиться от него. Для чего? Чтобы вернуться к кому-то другому. Память услужливо возвратила Питера в те дни, когда он на всех парах мчался к берегу, перебирая в голове предстоящие с Робертом приключения, - и получал от ворот поворот, потому что Роберт с мистером Филдингом отправились на рыбалку. Или же на прогулку по реке. Или еще куда-нибудь, где не было места Питеру. Память возрождала все безуспешные попытки отвоевать Роберта. Любыми средствами. Забавной авторучкой с плавающей внутри теткой, то одетой, то голой - смотря как повернешь. Дядя Гарри привез из Канады. Или классным монетником, самым большим в мире, в который прорва мелочи умещается. Или колодой карт с весталками-девственницами на рубашках. Ничего не помогало. Отчаявшись, Питер уже готов был расстаться с самым дорогим - коллекцией игрушечных машинок. Роберт поблагодарил. И отказался. Заявил, что больше не собирает машинки. Нет, Роберт не был жесток или бессердечен, отодвигая Питера. Но уж лучше бы напрямик заявил, чтобы отваливал, - по крайней мере, хоть какая-то определенность, - а не смотрел вдаль отсутствующим взглядом, мечтая о своем мистере Филдинге и не замечая не только присутствия, но и просто существование лучшего друга.