И теперь, глядя, как она расчесывает волосы, я снова возликовал. Всего несколько дней назад я решил, что она ушла в круглый аквариум, к золотой рыбке. Я заподозрил ее в попытке убить меня. Как же это можно — как недостойно — обнимать со всею страстью души и тела женщину, которую подозреваешь в намерении тебя убить! Или это я жаждал обнять свое отчаяние? И страсть моя порочна, постыдна? И двадцать лет назад, на той свадьбе, то, что я принял за красоту в этих бездонных синих глазах, было на самом деле жестокостью? В своем воображении я превращал ее то в золотую рыбку, то в убийцу, а теперь, когда я взял ее в свои объятия, это была лебедь, нет, лестница, взвивающаяся ввысь, фонтан, неохраняемые, необерегаемые границы рая!
Однако в три часа утра я проснулся с чувством глубокой печали и возмутился: почему я должен заниматься исследованием меланхолии, безумия и отчаяния? Я хотел бы думать о победах, о любви новоявленной, обо всем, что есть на свете упорядоченного, лучезарного, ясного. И любовь, порыв любить овладел всем моим существом. Во все стороны из меня излучались потоки любви — любви к Коре, к Флоре, к друзьям, к ближним, к Пенамбре. Этому безудержному потоку жизнеутверждения, казалось, было тесно в рамках орфографии, и я мысленно схватил карандаш, которым метят белье, и написал на стене: «льюбов». Я написал «льюбов» на лестнице, «льюбов» на дверце чулана, «льюбов» на духовке, на стиральной машине и на кофейнике, чтобы Кора, когда она спустится на кухню (а я на это время где-нибудь спрячусь), была окружена этим словом, чтобы, куда она ни кинула взор, всюду могла прочитать: «льюбов, льюбов, льюбов…» Потом я увидел зеленую лужайку и сверкающий ручей. На высоком берегу его стояли крытые соломой коттеджи и прямоугольная колокольня. Я догадался, что это Англия. Забравшись вверх по зеленому склону, я стал бродить по деревенским улочкам в поисках коттеджа, в котором меня ждали Флора и Кора. Но тут, видимо, произошло какое-то недоразумение. Никто о них, оказывается, не слышал. Я спросил на почте, но и там ничего не знали. Тогда мне пришло в голову, что они, должно быть, находятся в большом помещичьем доме. Как я глуп, что не подумал об этом прежде! Я вышел из деревни, вскарабкался еще по одному зеленому склону и подошел к зданию, построенному в георгианском стиле. Дворецкий меня впустил. Гости — человек двадцать пять или тридцать — сидели за столом и пили херес. Я взял с подноса рюмку хереса и стал разглядывать толпу, ища в ней глазами свою жену и дочь. Их там не было. Тогда я поблагодарил хозяина и спустился по широкому газону вниз, к лужайке и сверкающему ручью, лег в траву и погрузился в сладостный сон.
Подвигается, подвигается (фр.) .
Роща… туман, гул (фр.) .
У нее была книга «Поль и Виргиния», и она мечтала о бамбуковом домике, о негре Доминго, о собаке Фидель, но больше всего о нежной дружбе братца, который рвал бы для нее красные плоды с огромных, выше колокольни деревьев или бежал бы к ней босиком по песку, неся в руках птичьи гнезда… (фр.) (Г. Флобер. «Госпожа Бовари».)
«Летняя пастораль» английского поэта Александра Попа (1688–1744).
Старинное название Парижа.
Традиционные конские состязания.
Это — Рим (ит.) .
После такого множества картин страданий и памятуя о еще более тяжких, через которые нам предстоит повести читателя… мы не будем сейчас задерживаться, рассказывая о том, какое зрелище являли зачумленные, едва передвигающие ноги или валявшиеся на улицах нищие, женщины, дети (ит.) . (А. Мандзони. «Обрученные».)
Служанка (ит.) .
Жених (ит.) .
Мужик (ит.) .
Роскошной, первоклассной (ит.) .
Ветчина, поджаренная с сыром (ит.) .
Крестьянин (ит.) .
Имеется в виду День Благодарения.
Мать родная! (ит.)
Американский киноактер.
Атомная бомба (ит.) .
Крестьяне (ит.) .
Хозяин (ит.) .
Поэзия (ит.) .
Пойдем (ит.) .
Да, да, да, не сомневайтесь (ит.) .
Закат (ит.) .
Читать дальше