Джон Чивер - Ангел на мосту

Нерисса чахла, чахла и умерла. Ее похоронили на кладбище епископальной церквушки — той самой, в которой красовался витраж, подаренный семьей Перанджер в увековечение памяти деда. В трауре миссис Перанджер выглядела еще величественнее, в ней появилось нечто патрицианское, и, выходя из церкви, она всхлипнула и произнесла во всеуслышание: «Она была так обаятельна, так невозможно обаятельна!»

Однако миссис Перанджер оправилась от удара и возвратилась к своим обязанностям, которые в это время года заключались в том, чтобы провести собеседование с кандидатками для котильона дебютанток и отобрать наиболее достойных. И вот недели через три после похорон в гостиную миссис Перанджер явилась некая миссис Пентасон с дочерью.

Миссис Перанджер знала, что миссис Пентасон заслужила право на эту аудиенцию. Она много для этого потрудилась — и в госпитале поработала, и организовала посещение театра, и клубные фестивали, и антикварные ярмарки. Тем не менее миссис Перанджер сурово оглядела посетительниц. Она сразу определила, что это за птицы: правила хорошего тона они, конечно, изучают по книгам. Вот и сейчас, верно, перед тем как идти к ней, вызубрили наизусть главу о том, как надлежит пить чай в гостях. Когда они спят, им снятся приглашения: «Мистер и миссис Уильям Пейли имеют честь просить…», а наяву почта доставляет им лишь извещения о частных распродажах, книгу из книжного клуба на пробу да неуютные письма из туберкулезной лечебницы в Техасе, где у них лежит тетушка Минни со своей индивидуальной плевательницей.

Пока Нора разносила чай, проницательный взор миссис Перанджер изучал кандидатку в дебютантки. В комнату явственно доносилось журчание воды в бассейне, и миссис Перанджер попросила Нору прикрыть окно.

— Нынче у нас столько желающих, — говорила миссис Перанджер, — что приходится повысить требования, которые мы предъявляем к кандидаткам. Мы уже не можем довольствоваться приятной внешностью и умением себя держать. Нам нужна разносторонне развитая личность.

Несмотря на закрытое окно, она слышала журчание воды в бассейне, и звук этот странным образом ее обескураживал.

— Вы поете? — обратилась она к кандидатке.

— Нет, — ответила девушка.

— Играете на каком-нибудь инструменте?

— На фортепиано, немножко.

— Что значит «немножко»?

— Ну, немножко Шопена, то есть это было раньше. Тогда я еще играла «Посвящается Элизе». А сейчас я больше играю популярную музыку.

— Где вы проводите лето?

— В Деннис-Порте, — сказала девушка.

— Ах, этот несчастный Деннис-Порт, — сказала миссис Перанджер. — Нынче уже не знаешь, куда и ехать, правда? Прямо податься некуда. На берегах Адриатики кишмя кишит. Капри, Иския, Амальфи загажены вконец. В Аргентарио не сунешься — там эта принцесса голландская. Ривьера набита до отказа. В Бретани холодно и дождливо. Скай, разумеется, очаровательный островок, но еда там никуда не годится. А Бар-Харбор, Кейп-Код и острова превратились во что-то невообразимое.

И снова, словно ветер подхватил этот звук и положил его под самые окна гостиной, до ушей миссис Перанджер донеслось журчание воды в бассейне.

— Ну, а как вы относитесь к театру? — спросила она. — Вы им интересуетесь?

— О да, очень.

— Какие же вы видели пьесы в прошлом сезоне?

— Никаких.

— Вы ездите верхом, играете в теннис и прочее?

— Да.

— Какой ваш любимый музей в Нью-Йорке?

— Не знаю.

— Что вы прочли за последнее время?

— Я прочитала «Ситцевую чуму». Она была в списке бестселлеров. И потом ее еще купили для кино. И еще — «Семь дорог в рай». Она тоже была в списке.

— Можно убирать, Нора, — сказала миссис Перанджер брезгливо, словно рассчитывала, что служанка вместе с полоскательницей и чашками вынесет вон из комнаты и миссис Пентасон с дочерью. Чай был окончен, и миссис Перанджер проводила гостей до двери. Если бы в ее намерения входила жестокость, она бы продержала их некоторое время в неведении, играя на той общечеловеческой слабости, которая заставляет нас всех ожидать от почтового ящика чуда. Вместо этого она отвела миссис Пентасон в сторонку и сказала:

— К моему огромному огорчению…

— Ничего, ничего, — сказала миссис Пентасон, — мы чрезвычайно вам благодарны.

И заплакала. Мисс Пентасон обхватила за плечи свою убитую горем мать и так, в обнимку, они покинули гостиную.

А до ушей миссис Перанджер снова донеслось журчание воды в бассейне. О, как громко, как явственно говорила вода: «Мама, мама, я нашла, наконец, человека, за которого хочу выйти замуж!..»