Джон Пассос - 1919

Джо не знал, куда девать себя в Норфолке. Делл весь день работала в конторе, а вечером - в питательном пункте Красного Креста. Когда она приходила домой, он обычно уже лежал в кровати. Обычно ее провожал какой-нибудь сволочной офицеришка, и Джо слышал, как они болтают и перешучиваются за дверью, и лежал в кровати, рисуя себе, как тот парень целует и щупает ее. Он готов был избить ее, когда она входила в комнату, и ругал ее, и они ссорились, и кричали друг на друга, и под конец она всегда говорила, что он ее не понимает и что он не патриот, она в этом уверена, потому что он мешает ей работать на оборону, и иногда они любили друг друга, и он сходил с ума от любви к ней, и она становилась совсем маленькой и тоненькой в его объятиях и целовала его легонькими, коротенькими поцелуями, от которых ему хотелось плакать - такое он испытывал счастье. Она хорошела с каждым днем и одевалась она действительно очень хорошо.

По воскресеньям она чувствовала себя до того усталой, что ни за что не хотела вставать, и он стряпал ей завтрак, и они сидели в кровати и вместе завтракали, как он когда-то завтракал с Марселиной в Бордо. Потом она говорила, что до чертиков влюблена в него, и какой он замечательный парень, и как бы ей хотелось, чтобы он нашел подходящую работу на суше и зарабатывал большие деньги, чтобы ей не нужно было служить, и как капитан Барнс, у которого родители - миллионеры, просил ее развестись с Джо и выйти за него, и мистер Кенфилд из конторы "Дюпонов" - тот, что получает чистых 50 тысяч в год, - хотел ей подарить жемчужную нитку, но она отказалась, потому что это нехорошо. От таких разговоров Джо становилось ужасно не по себе. Иногда он заговаривал о том, что они будут делать, если у них будут дети, но Делл всякий раз корчила гримасы и просила его не говорить ни о чем таком.

Джо повсюду искал работу и почти уже получил должность мастера в одной из ремонтных мастерских ньюпортских доков, но в последнюю минуту его обскакал какой-то другой парень и занял его место. Несколько раз он ходил на вечеринки с Делл, и Хильдой Томпсон, и армейскими офицерами, и одним мичманом с эсминца, но все они относились к нему свысока, и Делл позволяла всякому, кто хотел, целовать ее и запиралась в телефонной будке со всяким, кто носил мундир, и он адски мучился. Он нашел одну бильярдную, где играли его знакомые ребята и где можно было достать хлебного, и стал здорово надираться. Делл ужасно злилась, когда, приходя домой, заставала его пьяным, по ему было уже все равно.

Потом однажды вечером Джо, побывавший с приятелями на боксе и после этого заложивший за воротник, встретил на улице Деля с каким-то паршивым офицеришкой. Было уже совсем темно, и на улицах было мало народу, и они останавливались у каждого неосвещенного подъезда, и офицеришка целовал и тискал ее. Когда они поравнялись с уличным фонарем и он окончательно убедился, что это Делл, он подошел к ним и спросил, что все это, черт возьми, значит. Делл, по-видимому, выпила, потому что стала лепетать что-то бессвязное, и от этого лепетанья он рассвирепел, и размахнулся, и въехал офицеришке прямо в живот. Звякнули шпоры, и офицеришка лег плашмя на маленький газон под фонарем. Джо это показалось даже забавным, но Делл рассвирепела как дьявол и сказала, что она прикажет арестовать его за оскорбление мундира и за оскорбление действием и что он просто-напросто продажный трус и дезертир и какого черта он сидит дома, когда все ребята дерутся на фронте с гуннами. Джо протрезвел и помог офицеру встать и сказал, что они могут оба вместе убираться ко всем чертям. Он ушел, прежде чем офицеришка, который был, по-видимому, под мухой, успел взяться за него, и пошел прямо домой, и запаковал свой чемодан, и отчалил.

Уилл Стерн был в городе, и Джо отправился к нему, и поднял его с кровати, и сказал, что он покончил с семейной жизнью, и не одолжит ли ему Уилл двадцать пять долларов на дорогу до Нью-Йорка. Уилл сказал, что он поступил совершенно правильно и что любить их и бросать их - единственно верное дело для таких ребят, как мы с тобой. Они до утра болтали о том, о сем, о третьем. Потом Джо заснул и спал до вечера. Проснувшись, он успел захватить пароход в Вашингтон. Он не взял каюты и всю ночь пробродил по палубе. Он разговорился с одним из помощников и зашел посидеть в рубку, уютно пахнувшую прошлогодним трубочным табаком. Прислушиваясь к журчанию воды под носом и следя за зыбким белым пальцем прожектора, упиравшимся в буйки и маяки, он постепенно стал приходить в себя. Он сказал, что едет в Нью-Йорк повидаться с сестрой и похлопотать в Судовом ведомстве насчет диплома второго помощника. Его рассказы о минных атаках имели должный успех, так как ни один человек с "Доминион Сити" дальше залива не плавал.