Лео Перуц - Ночью под каменным мостом

-- О нет, патрон, -- усмехнулся Вальдштейн. -- Но если начать дело еще сегодня...

-- Как вы меня назвали? -- воскликнула хозяйка дома. -- Еще ни один из господ, бывших у меня в гостях, не называл меня патроном. Может быть, это ваша обычная манера обращаться к дамам, по рангу и происхождению ничуть не уступающим вам, барон фон Вальдштейн?!

-- Простите меня, -- ошеломленно пробормотал молодой Вальдштейн. -- Но один из ваших слуг сообщил мне, что вас следует именовать именно так.

-- Неужто? -- живо вскрикнула дама. -- И кто же это из моей прислуги позволяет себе такие глупые шутки?

-- Тот самый, что приходил сегодня утром с известием от вас, он же был и вчера, -- объяснил Вальдштейн. -- Я знал, как его зовут, но сейчас что-то не могу припомнить...

-- Тот, кто так далеко зашел во лжи, уже не обойдется без наказания, -проворковала замаскированная дама, поднялась со своего кресла и словно кошка обежала вокруг Вальдштейна. -- Позвольте вам сказать, капитан, что я не верю ни единому вашему слову. Ни вчера, ни сегодня утром я никого не посылала к вам с известием!

-- Но он уверял меня, -- сказал Вальдштейн, -- что пришел от вас и что вам угодно поговорить со мной о предприятии с глазу на глаз.

-- О предприятии! -- захохотала дама. -- Вот еще новости! Ну же, мой капитан! Я не хочу хвалить вас в глаза, но посудите сами -- могла ли я пригласить такого красивого и молодого офицера, как вы, для того, чтобы толковать о каком-то предприятии? Нет, капитан, кто так говорит, тот меня не знает. Боюсь, вы окончательно запутались в сети ошибок!

-- Теперь и мне так кажется, -- опечаленно заметил молодой Нальдштейн, чувствуя, что его шестьсот дукатов уплывают безвозвратно. -- Но, в таком случае, не объясните ли вы мне, с какой целью заставили меня прибыть сюда?

-- Можно подумать, ваш язык еще не забыл вкус молока кормилицы! -засмеялась из-под маски дама и вновь принялась виться вокруг гостя, как играющая кошка, поглядывая на Вальдштейна то с одной, то с другой стороны. -- Почему я вас позвала сюда? Разве так трудно угадать? А ну-ка, пошевелите мозгами!

Едва услышав ее смех, Вальдштейн мгновенно сообразил, что все происходящее является ничем иным, как любовным приключением, но слова Лейнитцера о том, что ему в жизни не будет более случая добыть шестьсот дукатов, не давали ему покоя. Он угрюмо смотрел в пространство перед собой и молчал.

-- Мне говорили, что у вас редкий ум, -- продолжала между тем дама. -Но мне кажется, что вы используете его с излишней умеренностью. А зря! Господин капитан, я встречала вас уже много раз и давно помышляла о возможности поговорить с вами, ибо мне казалось, что в вас есть нечто особенное, отличающее вас от всех мужчин, каких я знала прежде. Или я ошибаюсь? Впрочем, вы и сами не можете ответить на этот вопрос. Короче говоря, вы мне уже давно нравитесь, и я бы хотела, чтобы и вы узнали и хотя бы немного полюбили меня.

Последние слова она произнесла без тени смущения -- таким тоном, словно ее желание было самой естественной вещью на свете. Молодой Вальдштейн улыбнулся, его досада улетучилась в один миг. Он вспомнил Иоганна Кеплера, сказавшего ему, что не Марс, а Венера правит его судьбой в эту ночь.

-- Так, значит, прекрасной даме, -- он протянул ей навстречу обе руки, -- угодно избрать меня своим возлюбленным?

-- На эту ночь! -- перебила прекрасная дама, высвободилась из его объятий и начала расстегивать свое бархатное платье. -- На одну ночь, мой капитан, зарубите это себе на носу! Я хочу быть свободной и делать то, что мне понравится. Но одна эта ночь будет стоить для вас сотни ночей!

-- Как и для вас, -- ничуть не смутившись, улыбнулся в ответ молодой Вальдштейн. -- Но если вам захотелось сделать меня любовником на одну ночь, так почему же вы не хотите открыть лицо, дабы я мог прикоснуться к нему губами?

-- Потому что, -- ответила дама, продолжая возиться с застежками платья, -- я больше, чем вы думаете, забочусь о своей репутации и не доверяю мужчинам, которые только и делают, что хвалятся своими любовницами и редко умеют молчать.

-- Может быть, именно этим я и отличаюсь от других. Я умею молчать, -подчеркнул Вальдштейн.

-- Может быть, -- с сомнением в голосе сказала дама. -- Но даже мужчины, умеющие держать язык за зубами, порою впадают в удивительнейшие ошибки, и рано или поздно весь свет узнает их тайны. Нет уж, милый! В эту ночь можешь требовать от меня всего, чего ни пожелаешь, но маска останется на мне!

Она откинула голову назад, уронила руки, и фиолетовый бархат соскользнул с нее на пол.