- Он выглядит так, будто десять лет провел у дьявола в пекле... шепнул бродяга товарищу.
- Молчи! Вдруг он еще обидится! - тоже шепотом отозвался Торнефельд. И туг же добавил погромче: - Да извинит нас господин за вторжение! На дворе стоит стужа, а у нас выдалось такое злосчастное время, что, видит Бог, я три дня не держал во рту ни кусочка хлеба. Богу это ведомо. Мы попали к столу господина по неведению...
- Какой он, к черту, господин? - шептал ему на ухо вор. - Да у него такой вид, словно он вчера с каторги!
- ...Хотя я и не имею чести знать господина, - продолжал с поклоном Торнефельд, - но сам готов представиться...
Вор хорошо понимал, что это был неподходящий способ обращаться с привидениями. Ему вдруг пришло в голову, что и сам он, растерявшись, прошептал не те заклинания, какие необходимы. Христовой кровью и ранами заклинают жажду, нарывы и лихорадку, а привидения от этого не исчезают. Но прежде чем он успел вспомнить рекомендуемые заклятья, старик в извозчицкой шляпе вдруг обратился к нему:
- А ты, парень, кажется, знаешь, кто я такой!
- Я хорошо знаю, кто ты, господин, - смело ответил вор, хотя и несколько сдавленным голосом. - И знаю также, из какого царства ты пришел. Ты, господин, бывший мельник, и пришел ты из нашего будущего дома, где пламя рвется из окон, а на карнизе пекут яблоки...
Ему и впрямь воочию представился серный огонь и раскаленная бездна этот приют проклятых Богом душ, место, которое у грешников звалось "нашим будущим домом". Но человек в красном кафтане подумал, что бродяга имеет в виду епископские печи для обжига извести и кирпича, из которых круглые сутки вздымался дым и выплескивались отсветы пламени, озарявшие ночное небо.
- Как видно, ты меня не знаешь, - заявил старик. - Я не плавильщик, не литейщик и не кирпичник. Я не работаю при печах господина епископа.
Снаружи кружились снежные хлопья. Бродяга подошел к окну и указал рукой на безвольно обвисшие крылья ветряной мельницы.
- Я думаю, - робко возразил он, - что ты и есть тот самый хозяин мельницы, что покинул наш мир с петлей на шее и теперь живет в геенне огненной.
- Да! Я и есть тот самый мельник! - горячо заговорил старик в красном кафтане. - Верно, был у меня такой скверный час, когда я хотел было расстаться с жизнью, надев петлю на шею. Но в последний момент ко мне пришли люди епископа с фогтом и слугами и обрезали веревку. Потом фельдшер пустил мне кровь, и я остался жить. Теперь я вожу грузы для его княжеской милости, господина епископа. Езжу по военной дороге и доставляю купеческие товары из разных стран и городов - из Венеции и Махельна, Варшавы и Лиона. А вы чем занимаетесь? Откуда вы взялись и куда держите путь?
Вор пристально взглянул на мельника, который вдруг встал и, позвякивая шпорами, принялся беспокойно мерить шагами комнату. Ему представилось, что этот давным-давно считавшийся умершим, но, пожалуй, чересчур живой и энергичный для своих лет человек очень хорошо знает, с кем имеет дело. Для него не секрет, что один из его гостей - вор, который всю свою жизнь крал все, что только попадало ему под руку: сало и яйца, хлеб и пиво, уток с прудов и орехи с деревьев. Поэтому ему не стоило и заикаться о своей профессии... Он не очень уверенно показал на темный лес, за которым призрачно светились кузницы и обжиговые печи, и сказал:
- Я иду туда. Там я буду зарабатывать себе на хлеб. Мельник беззвучно усмехнулся и потер свои костистые ладони.
- Ну, если ты и впрямь хочешь туда, - заметил он,-то делу легко помочь. Служить его княжеской милости - великое благо. Каждое утро будешь получать фунт хлеба, да еще полфунта - к супу в обед. Вечером дают кашу с салом, а по воскресеньям - колбасу и копченое мясо. Ну, и два крейцера в день тебе тоже не помешают.
Вор блаженно прикрыл глаза. У него за спиной были времена, когда за десять дней он только раз мог поесть горячей пищи, да и то сначала ему пришлось поймать в силок кролика и поджарить его на костре. Он жадно тянул ноздрями воздух, словно миска с мясом уже стояла перед ним на столе.
- Копченая баранина... - бормотал он. - Да с водочкой...
- Вот именно, с водочкой! - подтвердил мельник. - И мускатным орехом.
Тут он повернулся к Торнефельду.
- А ты что стоишь, как святой на иконе, - закрыл пасть и ни звука? Небось тоже ждешь хороших дней? Видать, господину епископу придется кормить всех на свете беспутных парней и попрошаек.
Торнефельд покачал головой.
- Я не хочу оставаться здесь! - заявил он. - Я хочу перейти границу.
Читать дальше