Лео Перуц - Снег Святого Петра

Так вот, я сидел в нетопленной комнате и изрядно мерз в своем легком пальто. Зимнего пальто у меня не было. Без особого внимания, только чтобы как-нибудь убить время, я прочел отчет об аресте какого-то преступника, пытавшегося взорвать поезд, статью "Кофе как продукт питания" и, наконец, заметку о пользе гимнастических упражнений. Я ужасно сердился на коллегу, считая, что с его стороны было возмутительным не вернуть мне книгу в срок. Кроме того, меня раздражало большое жирное пятно посредине газетного листа - должно быть, товарищ мой, читая газету, завтракал и задел страницу бутербродом.

Событие, которое произошло вслед за тем, носило совершенно обыденный и ничего не значащий характер. Мой взгляд упал на одно объявление - вот и все.

Управление поместьями барона фон Малхина в вестфальской деревне Морведе оповещало о том, что у них освободилось место общинного врача. Гарантировались определенный ежегодный доход, квартира со светом и отоплением. Предпочтение будет оказано тем претендентам, которые помимо медицинских познаний обладают хорошим общим образованием.

Мысль о том, что я мог бы занять это место, сначала вовсе не приходила мне в голову. Мое внимание обратило на себя только имя владельца поместья. "Барон фон Малхин-и-фон-Борк",- повторял я машинально, и тут до меня вдруг дошло, что имя "Малхин" вызвало в моей памяти полный титул, не указанный в газете. Очевидно, этот человек был мне знаком. Но где я мог слышать или читать о нем?

Я задумался. Ход моих воспоминаний бывает иногда чрезвычайно своеобразен. В моей памяти воскрес сначала какой-то мотив, какая-то старинная песня, о которой я уже много лет не вспоминал. Я напевал про себя эту мелодию до тех пор, пока не увидел комнату с дубовой панелью и загроможденный книгами стол. Еще я увидел себя, сидящего перед пианино и наигрывающего эту самую песню. Теперь я припомнил и текст - в достаточной мере банальный. "Одной любви твоей я жажду",- так начиналась эта песня. Мой отец расхаживал взад и вперед по комнате, по своему обыкновению сцепив руки за спиной. Из сада доносилось щебетанье птиц. "Мне верность не нужна твоя",-играл я дальше. "Барон фон-Малхин-и-фон-Борк!" - доложил чей-то голос. Мой отец остановился и сказал:

- Попросите этого господина войти.

Я встал из-за пианино и отправился в свою комнату, как всегда поступал в тех случаях, когда к отцу приходили гости.

Только потом мне пришло в голову, что давешний посетитель моего отца и владелец мовердских поместий вовсе не должны были оказаться непременно одним и тем же лицом и что могло быть несколько носителей этого титула. Я прочел объявление еще раз. Затем я уселся за стол и написал письмо, в котором заявлял о своей готовности занять освободившееся место врача. Вскользь я упомянул о своем отце, описал свою жизнь и, поскольку это могло представлять интерес для постороннего человека, сообщил кое-какие данные о своем образовании.

Я не стал дожидаться возвращения коллеги. Оставив ему записку с просьбой вернуть мне взятую для прочтения книгу, я отправился в ближайшее почтовое отделение и отправил письмо.

Ответ я получил спустя десять дней. Он вполне соответствовал моим ожиданиям. Барон фон Малхин писал, что почитает за честь то обстоятельство, что был лично знаком с моим отцом. Он счастлив, что случай предоставляет ему возможность оказать услугу сыну столь высоко им чтимого и, к сожалению, столь преждевременно скончавшегося ученого. Он просил сообщить ему, могу ли я занять место уже в этом месяце, и подробно описал дорогу к поместью: мне придется проехать через Оснабрюк и Мюнстер, а на станции Рода меня будет ожидать коляска. Что ж, теперь мне оставалось лишь выполнить некоторые формальности: послать в общинное управление мой докторский диплом и свидетельство о том, что я уже работал в качестве врача-практиканта.

Когда я сообщил тетке, что еще в этом месяце покину Берлин, так как поступил на место деревенского врача, она приняла это известие к сведению как нечто само собою разумеющееся и долгожданное. В тот вечер мы говорили только о предстоящих мне расходах. Мне было необходимо пополнить свой гардероб, купить основные хирургические и родовспомогательные инструменты, а также приобрести небольшой запас медикаментов. После моей матери остались некоторые драгоценности: кольцо с изумрудом, два браслета и старомодные жемчужные серьги. Все это мы продали. К сожалению, мы выручили за эти вещи значительно меньше, чем предполагали, и мне пришлось, как ни тяжело было на это решиться, продать значительную часть библиотеки отца.