Федор Кнорре: Без игры

Сверкающая «Волга» подлетела и с визгом тормознула у самого тротуара. Сестра Зинка, сидевшая за рулем, повалилась боком на сиденье и, распахнув дверцу, до половины вывалилась из машины. Ее полновесный бюст, туго обтянутый алым батником, вздрагивал от смеха.

— Из дальних странствий возвратясь! Какой-то обормот!..— дальше она не придумала и захохотала, подставляя ему щеку. Они ткнулись носами в щеки в братском поцелуе.

— Пусти-ка меня, я сам!

Перебирая ногами в белых шелковых брюках, Зинка, не вставая, подвинулась по сиденью, уступив ему место за рулем.

Замечательно приятно было вернуться к этому знакомому ощущению: правая рука мягко, как бы расслабленно лежит на баранке сверху, а левая только чуть придерживает ее тремя пальцами снизу, сам сидишь, далеко откинувшись на спинку, с безучастным видом, точно в кресле у себя дома, а машина несется и, повинуясь едва заметному нажатию ступни, легко обходит других, кого ты наметил, и плавно закладывает лихие повороты, но по всем правилам. Машину классно водить он не разучился, нет!

— Воняет от тебя, скиталец морей, альбатросик! Рыбным магазином и еще... паленой газетой! Сунуть тебе свежую?

Она, не глядя, отщелкнула крышку ящичка, вытащила пачку в целлофановой обертке с желтым верблюдом на этикетке, прикурила от автозажигалки сигарету, глубоко затянулась сначала сама, потом сунула ее ему в рот.

Кабина наполнилась приятным, чуть дурманящим ароматом.

Он удовлетворенно хмыкнул, перекатывая сигарету из одного угла рта в другой, полоща рот дымом.

— То-то, дяденька!.. Больше не будешь маму не слушаться?

— Там разберемся. Увидим.

— Сказал слепой и бухнулся в яму. А я просто уверена была, что ты сбежишь!

— Вот дурак и оказался. Маман на даче? Ясно. Ну как у вас тут все?..

— В норме. Я на два кило семьсот пятьдесят похудела... Что ж ты про Юльку не спросишь?

— Сама не можешь сказать?

— Нечего говорить. В норме. Потрясена твоим подвигом до глубины души. Хотя не очень.

Дача была зимняя, с центральным отоплением, Анна Михайловна, мама Зинки и Андрея, — «семьевладелица», как они ее называли, переезжать в город действительно все еще не собиралась, несмотря на холода и выпавший снег.

Запахиваясь в шубку, без шапки, в отличном парике, очень ее молодившем, она, стуча каблуками, сбежала с крыльца навстречу машине и бросилась целовать Андрея, постанывая от радости, со слезами на глазах.

Посреди полированного круглого стола в холле на блюде лежал горбатый каравай с серебряной солонкой.

— Ах ты, пес, позабыла!.. — Зинка схватила блюдо и плаксиво запричитала, закланялась: — С возвращением тебя во отчий домишко, блудящий сыночек наш Андрюшенька! Не обессудь, родименький! — и ткнула краем блюда в живот Андрею так, что солонка поехала с горба под горку и чуть не свалилась.

Мать вовремя подхватила солонку и держала ее на отлете в одной руке. Другой она осторожно полуобнимала сына.

— Слава богу, вернулся!.. Наконец он опять дома!.. Наконец все это кончилось!.. — все повторяла Анна Михайловна со все возрастающим шумным облегчением, постанывая и отдуваясь, точно после каждого возгласа с нее сваливалось по тяжелому мешку. Впрочем, никакого преувеличения во всем этом не было. Она именно так все и чувствовала. — Что мы из-за тебя пережили!.. (мешок!) Какие мне снились ужасные сны! (еще мешок!) — И, наконец, уже с полным облегчением: — Иди скорей прими душ и сними это все с себя.

— Мама, на корабле душ лучше нашего. И я вчера вечером мылся.

— Как это на него похоже! — в горьком восторге зашлась мама. — Он будет теперь расхваливать свой душ, свой пароход, и капитана, и матросов... и что там райское житье, да?

— Этого он не будет, — сказал Андрей. — Все в общем было о’кей. О’кей, но не сахар.

— Я тоже так думаю. Ты, наверное, проголодался? Что там давали на третье?

— Компот.

— Всегда компот?

— Всегда компот!

— Ты же наверное, голодный?

— Да нет!

— Взгляни на стол.

Он посмотрел, потянул носом и свистнул:

— Да-а, пожалуй, ничего... Это я могу...

Пока он лежал в ванне, задумчиво подсыпая из флакона в воду, себе на живот кристаллики лаванды, мать тормошила Зинку:

— Ну, ты с ним говорила? С этим кончено? Он больше не будет дурить?

— Даже и не думала спрашивать!

— С его способностями... с его возможностями вдруг уйти в какие-то матросы и полгода морозить рыбу. Из-за чего? Из-за девчонки! Из-за обыкновенной дуры девчонки!

— Я бы не назвала ее дурой, — томно протянула Зинка, пуская колечки дыма.