Орозбек Айтымбетов - Кузнец

— Чего тебе рассказать? — сердито спросил он. — Как я три танка подбил? Сам не знаю. Я их не один подбивал. С Рамадином. С черкесом. А тут про него ни слова. Про меня же столько понаписали, словно я один всю немецкую армию разгромил. Не будь Рамадина, не жил бы я сегодня. Он меня вынес на себе. А сам погиб…

Барпы заходил по кузнице. Я знал, что это означает, и пожалел — не стоило мне лезть к нему со своим вопросом.

— От смерти меня спас. — Старик позабыл про меня и разговаривал сам с собой. — Раненный… и еще меня тащил. Потом нас мины накрыли… А потом… Погиб он. — У Барпы начали дрожать руки. — Он был похож на моего сына. Джигит! Настоящий горец! Смелый!.. Как мой Сапар! Называл меня «отец». Был сирота и звал меня «отец»! — Барпы схватил с наковальни молот. — Обоих сыновей в тот год потерял: и Сапара, и Рамадина. Лучше бы сам погиб. Но что им, мертвым, от моей смерти? И я мстил за них. И не только за них — за всех. Я бил фашистов! Смерть меня боялась. Не брала!

Лицо Барпы исказилось. Мне стало страшно. Он занес над головой молот и со страшной силой опустил его на наковальню.

Наступила тишина. В ушах стоял звон. Я весь дрожал. Что-то хотел сказать, но не мог. А Барпы лежал ничком на пороге кузницы…

Он вышел на работу через день. Пришел рано и дожидался меня около старого ЧТЗ.

Я знал, что он уже в кузнице. Следы его тянулись ровной цепочкой от самой деревни и четко выделялись на свежем, пушистом снегу: большой след от стоптанного кирзового сапога и маленький круглый — от его деревянной ноги.

Я шел сбоку от следов Барпы, боясь на них наступить. На сердце было тяжело. Чувство вины перед ним угнетало меня.

Я поздоровался с кузнецом, не поднимая головы. Он взял мою протянутую руку в свою огромную ладонь. Привлек к себе. Я прижался к его холодной фуфайке… От него пахло какой-то мазью: видимо, опять болела нога.

Тяжелой ладонью он тихо погладил меня по голове…