Рауль Мир-Хайдаров: Отец

— Меня? — Нафиса по привычке повернулась к матери, надеясь, как всегда, встретить ее одобряющий взгляд, но тут же отвела глаза. — Хочу посмотреть, как живут люди, отец. Я ведь, кроме Хлебодаровки да Оренбурга, больше нигде и не была, — пробормотала она, глядя себе под ноги.

— Чтоб посмотреть, доченька, туристами едут, да и то все больше в обратную сторону.

Ариф-абы вернулся за стол, глядя на остывающий самовар и стынущие пироги, растерянно подумал, что вот сидят рядом, протяни руку, родные дети, а такое сейчас между ними непонимание, словно чужие они ему.

— Что, мать, может, чаю на дорожку? — Ариф-абы повернулся к жене, и горькая усмешка на миг мелькнула на его губах.

— Какой уж там чай. — Гюльнафис-апа, комкая мокрый передник, выбежала из комнаты.

— Да и нам уже пора. — Нафиса взглядом заставила мужа встать.

В ту ночь сон к Камаловым не шел. Лишь под утро, выплакавшись и выговорившись, задремала Гюльнафис-апа, а Ариф-абы так и не сомкнул глаз. Задолго до рассвета, до своего любимого часа, он осторожно поднялся с постели и, прикрыв жену легким, верблюжьей шерсти одеялом, вышел во двор.

Высокие летние звезды, усыпавшие весь небосвод, сияли еще ярко и, казалось, струили на землю покой и тишину. Но не было покоя в душе Арифа-абы.

При свете звезд он бесцельно ходил и ходил по двору, потом, вдруг спохватившись, прошел к баньке и распахнул настежь двери; подумал: «Хороша мунча, до самого утра тепло сохранила, хоть снова купайся.»

«Все, значит, подсчитал зятек, — шептал Ариф-абы, припоминая, что ночью рассказывала жена, — во сколько крыша дома ему обойдется, во сколько обкладка стен, во сколько веранда и полы. Даже на теплый подвал замахнулся — строить так строить. И югославский гарнитур к новоселью не забыл, и телевизор, и приемник как у тестя… Ушлый оказался зятек, а я его мальчишкой считал», — подытожил Ариф-абы. И от такой расчетливости того, кого он считал сыном, с души воротило Камалова.

Не выспавшийся, злой, раньше обычного ушел он на работу. Шел торопливо, обходя знакомые и привычные улицы; ему казалось, что вся Хлебодаровка уже знает, что его дочь с мужем, любимым и обласканным зятем, собрались за длинным рублем на Дальний Восток.

Молодые уехали. Все последующие дни и недели Ариф-абы никак не мог избавиться от мысли о своих детях, которые вдруг оказались так далеко от него…

Дом… Если по совести говорить, весь он до крыши Арифом-абы и возведен, разве что гравий на фундамент Гариф на своей машине с карьера завез.

Попробуй-ка старые шпалы на разъездах у путейцев купить, до самого Актюбинска и проедешь, пока триста штук нужных соберешь, да и по пятерке каждая. А Ариф-абы их разом свез, сам, на собственном прицепе, Гариф даже не спросил, сколько уплачено. А ставил дом кто? Друзья Арифа-абы. Деревянный дом возвести дело не простое, здесь нужны мужики с пилой да топором, дружные и в столярке понятие имеющие, стамеску и рубанок в руках державшие, а такие люди теперь и в селе наперечет. Такие мужики теперь нарасхват, ни один из них не отказал Арифу-абы, поскольку званы были им самим. А два приятеля Гарифа, что пришли, на «подай» да «принеси» только и сгодились. Да что там говорить, и лошадей, и полову из колхоза Ариф-абы выпросил, и глину сам привез. И на каждый воскресник сам покупал по барашку на базаре, а Гюльнафис-апа ящиками вино и водку брала.

Никогда Ариф-абы до этой горькой минуты не задумывался о своем вкладе в строительство дома, ему даже нравилось, когда Гариф за чаем, особенно в последнее время, часто говорил: «Мой дом, в моем доме будет…»

А как обернулось! Подняла собственность что-то темное с самого дна души, замутила сердце и разум парню. А дочь почему же не повлияла? И где же сила родительского примера, на которую все время указывали на школьных собраниях?

Ведь жили с матерью на глазах дочерей, не таили ничего, не хитрили, не ловчили. Наверное, помнила, как свой дом ставили, считай, целых десять лет, то пристраивали, то доделывали.

А обстановка, она тоже за один день, к новоселью, не появилась. Откуда сейчас у них, молодых, это стремление — все вынь да положь, ничего ждать не хотят?

А с работой? В автобазе Гариф на хорошем счету был. Обзавелся семьей, начал строиться, дали новую машину, большой и сильный самосвал ЗИЛ-555, пошли навстречу, зарабатывай. А он, выходит, с легким сердцем может бросить все: друзей, коллектив. А с какими глазами возвращаться потом будет? Явился, мол, не запылился, примите снова в свои ряды, я свои дела уладил, теперь могу и за ваши взяться.