Александр Пушкин - Переписка 1815-1825

128. К. Ф. Рылееву. 25 января 1825 г. Михайловское.

Благодарю тебя за ты и за письмо. Пущин привезет тебе отрывок из моих Цыганов. Желаю, чтоб они тебе понравились. Жду Пол.<����ярной> Звез.<����ды> с нетерпеньем, знаешь для чего? для Войнаровского. Эта поэма нужна была для нашей словесности. Бест.<����ужев> пишет мне много об Онегине - скажи ему, что он не прав: ужели хочет он изгнать вс легкое и веселое из области поэзии? куда же денутся сатиры и комедии? следственно должно будет уничтожить и Orlando furioso, и Гудибраса, и Pucelle, и Вер-Вера, и Ренике-фукс, и лучшую часть Душеньки, и сказки Лафонтена, и басни Крылова etc. etc. etc. etc. etc... Это немного строго. Картины светской жизни также входят в область поэзии, но довольно об Онегине.

Согласен с Бестужевым во мнении о критической [его] статье Плетнева - но не совсем соглашаюсь [в] с строгим приговором о Жук<����овском>. Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались? Что ни говори, Ж<����уковский> имел решительное влияние на дух нашей словесности; к тому же переводный слог его останется всегда образцовым. Ох! уж эта мне республика словесности. За что казнит, за что венчает? Что касается до Батюшкова, уважим в нем несчастия и не созревшие надежды. Прощай, поэт.

25 генв.

129. П. А. Вяземскому. 25 января 1825 г. Михайловское.

Что ты замолк? получил ли ты от меня письмо, где говорил я тебе об Ольдекопе, о собрании моих элегий, о Татьяне, etc. В Цветах встретил я тебя и чуть не задохся со смеху, прочитав твою Черту местности. Это маленькая прелесть. Чист.<����осердечный> Ответ растянут: рифмы слезы, розы завели тебя. Краткость одно из достоинств сказки эпиграмматической. Сквозь кашель и сквозь слезы очень забавно, но вся мужнина речь до за гробом ревность мучит растянута и натянута. Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм. Вот тебе критика длиннее твоей пиэсы - да ты один можешь ввести и усовершенствовать этот род стихотворения. Руссо в нем образец, и его похабные эпиграммы стократ выше од и гимнов. - Прочел я в Инвалиде объявление о Телеграфе. Что там моего? Море или Телега? Что мой Кюхля, за которого я стражду, но вс люблю? говорят, его обстоятельства не хороши - чем нехороши? Жду к себе на днях брата и Дельвига - покаместь я один одинешенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни. Стихи не лезут. Я кажется писал тебе, что мои Цыгане ни куда не годятся: не верь - я соврал - ты будешь ими очень доволен. Онегин печатается; брат и Плетнев смотрят за изданием; не ожидал я, чтоб он протерся сквозь цензуру - честь и слава Шишкову! Знаешь ты мое Второе послание цензору? там между проччим

Обдумав наконец намеренья благие, Министра честного наш добрый царь избрал. Шишков уже наук правленье восприял. Сей старец дорог нам: он блещет средь народа Священной памятью Двенадцатого года, Один в толпе вельмож он русских Муз любил, Их незамеченных созвал, соединил, От хлада наших дней спасал он лавр единый Осиротевшего венца Екатерины etc.

Так Арзамасец говорит ныне о деде Шишкове, tempora altri! вот почему я не решился по твоему совету к нему прибегнуть в деле своем с Ольдекопом. В подлостях нужно некоторое благородство. Я же подличал благонамеренно - имея в виду пользу [нашу] (1) нашей словесности и усмиренье кичливого Красовского. Прощай, кланяйся княгине - и детей поцалуй. Не правда ли, что письмо мое напоминает le faire [Василья Львовича]? (2) Вот тебе и стишки в его же духе

Приятелям

Враги мои, покаместь, я ни слова, И кажется, мой быстрый гнев угас; Но из виду не выпускаю вас И выберу, когда-нибудь, любого; Не избежит пронзительных когтей, Как налечу нежданый, беспощадный: Так в облаках кружится ястреб жадный И сторожит (3) индеек и гусей.

Напечатай где-нибудь.

25 генв.

Как ты находишь статью, что написал наш Плетнев? экая ералаш! Ты спишь, Брут! Да скажи мне, кто у вас из Москвы так горячо вступился за немцев против Бестужева (которого я не читал). Хочешь еще эпиграмму?

Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах,

Бормочит нам растянутый псалом:

Поэт Фита, не становись Фертом!

Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах!

Не выдавай меня, милый; не показывай этого никому: Фита бо друг сердца моего, муж благ, незлобив, удаляйся от всякия скверны.

130. П. А. Вяземскому. 28 января 1825 г. Тригорское.

Пущин привезет тебе 600 рублей. Отдай их кн.<����ягине> В.<����ере> Ф.<����едоровне> и с моей благодарностию. Савелов большой подлец. Посылаю при сем к нему дружеское письмо. Перешли его (в конверте) в Одессу по оказии, а то по почте он скажет: не получил. Охотно извиняю и понимаю его