Александр Пушкин - Стихотворения 1829

ЗИМНЕЕ УТРО.

Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, И ты печальная сидела А нынче..... погляди в окно:

Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки. Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня.

* * *

Зачем, Елена, так пугливо, С такой ревнивой быстротой, Ты всюду следуешь за мной И надзираешь торопливо Мой каждый шаг? [я твой]

ЭПИГРАММА.

Седой Свистов! ты царствовал со славой; Пора, пора! сложи с себя венец: Питомец твой младой, цветущий, здравый, Тебя сменит, великий наш певец! Се: внемлет мне маститый собеседник, Свершается судьбины произвол, Является младой его наследник: Свистов II вступает на престол!

ЭПИГРАММА.

Мальчишка Фебу гимн поднес. "Охота есть, да мало мозгу. А сколько лет ему, вопрос?" "Пятнадцать". - "Только-то? Эй, розгу!" За сим принес семинарист Тетрадь лакейских диссертаций, И Фебу в слух прочел Гораций, Кусая губы, первый лист. Отяжелев, как от дурмана, Сердито Феб его прервал И тотчас взрослого болвана Поставить в палки приказал.

* * *

Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим.

ВОСПОМИНАНИЯ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ.

Воспоминаньями смущенный,

Исполнен сладкою тоской, Сады прекрасные, под сумрак ваш священный

Вхожу с поникшею главой. Так отрок библии, [безумный] расточитель, До капли истощив раскаянья фиал, Увидев наконец родимую обитель,

Главой поник и зарыдал.

В пылу восторгов скоротечных,

В бесплодном вихре суеты, О, много расточил сокровищ я сердечных

За недоступные мечты, И долго я блуждал, и часто, утомленный, Раскаяньем горя, предчувствуя беды, Я думал о тебе, предел благословенный,

Воображал сии сады.

Воображаю день счастливый,

Когда средь вас возник лицей, И слышу наших игр я снова шум и<����гривый>

И вижу вновь семью друзей. Вновь нежным отроком, то пылким, то ленивым, Мечтанья смутные в груди моей тая, Скитаясь по лугам, по рощам молчаливым,

Поэтом забываюсь я.

И въявь я вижу пред собою

Дней прошлых гордые следы. Еще исполнены Великою Женою,

Ее любимые сады Стоят населены чертогами, вратами, Столпами, башнями, кумирами богов И славой мраморной, и медными хвалами

Екатерининских орлов.

Садятся призраки героев

У посвященных им столпов, Глядите; вот герой, стеснитель ратных строев,

Перун кагульских берегов. Вот, вот могучий вождь полунощного флага, Пред кем морей пожар и плавал и летал. Вот верный брат его, герой Архипелага,

Вот наваринский Ганнибал.

Среди святых воспоминаний

Я с детских лет здесь возрастал, А глухо между тем поток народной брани

Уж бесновался(?) и роптал. <����Нрзб.> обняла кровавая забота, Россия двинулась и мимо нас <����нрзб.> И тучи конные, брадатая пехота,

И пушек светлые ряды.

--

На юных ратников завистливо взирали, Ловили с жадностью <����мы> брани [дальний] звук И детство негодуя проклинали

И узы строгие наук.

--

И многих не пришло. При звуке песней новых Почили славные в полях Бородина, На кульмских вы<����сотах>, в лесах <����нрзб.> суровых,

Вблизи Монмар<����тра> <����нрзб.>

* * *

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья, Куда б ни вздумали, готов за вами я Повсюду следовать, надменной убегая: К подножию ль стены далекого Китая, В кипящий ли Париж, туда ли наконец, Где Тасса не поет уже ночной гребец, Где древних городов под пеплом дремлют мощи, Где кипарисные благоухают рощи, Повсюду я готов. Поедем... но, друзья, Скажите: в странствиях умрет ли страсть моя? Забуду ль гордую, мучительную деву, Или к ее ногам, ее младому гневу, Как дань привычную, любовь я принесу? - - - - - - - - - -

* * *

Еще одной высокой, важной песни Внемли, о Феб, и смолкнувшую лиру В разрушенном святилище твоем Повешу я, да издает <����она> , Когда столбы его колеблет буря, Печальный звук! Еще единый гимн Внемлите мне, пенаты, - вам пою Обетный гимн. Советники Зевеса, Живете ль вы в небесной глубине, Иль, божества всевышние, всему Причина вы, по мненью мудрецов, И следуют торжественно за вами Великой Зевс с супругой белоглавой И мудрая богиня, дева силы, Афинская Паллада, - вам хвала. Примите гимн, таинственные силы! Хоть долго был изгнаньем удален От ваших жертв и тихих воз<����лияний>, Но вас любить не остывал я, боги, И в долгие часы пустынной грусти Томительно просилась отдохнуть У вашего святого пепелища Моя душа - там мир. Так, я любил вас долго! Вас зову В свидетели, с каким святым вол<����неньем> Оставил я [людское] племя, Дабы стеречь ваш огнь уединенный, Беседуя с самим собою. Да, Часы неизъяснимых наслаждений! Они дают мне знать сердечну глубь , В могуществе и немощах его, Они [меня] любить, лелеять учат Не смертные, таинственные чувства, И нас они науке первой учат Чтить самого себя. О нет, вовек Не преставал молить благоговейно