Ричард Райт - Черный

В цехе на шестом этаже, где я проводил большую часть времени, работало человек десять-двенадцать белых - ярые куклуксклановцы, ни во что не вмешивающиеся евреи, страстные проповедники мистического богопознания и просто бедняки, которых не интересовало ничего, кроме зарплаты. И хотя я чувствовал исходящие от них презрение и ненависть, никто ни разу не оскорбил меня и не обругал. Здесь можно было размышлять об отношениях между черными и белыми, не испытывая того страха, который опустошал мою душу. Теперь я мог смотреть на белых более объективно - то ли мне теперь по силам было большее нравственное напряжение, чем раньше, то ли я обнаружил в себе новые возможности справляться с ним.

Когда в тот первый вечер я пришел домой, миссис Мосс удивилась, что я отказался от работы в кафе. Я показал ей сберегательную книжку и сказал, что хочу накопить денег и перевезти в Мемфис мать.

Отныне все мои помыслы были сосредоточены на одном - собрать как можно больше денег и съездить за матерью и братом. Я откладывал каждый заработанный цент, отказывал себе во всем, ходил пешком на работу, ограничивал себя в еде - утром бутылка молока и две булочки, котлета с зеленым горошком на обед и вечером банка консервированных бобов, которую я разогревал дома. К голоду я был привычен, и еды мне требовалось не так уж много.

Теперь я зарабатывал больше, чем когда-либо, и начал даже наведываться в букинистические магазины, покупать книги и журналы. Так я познакомился с некоторыми периодическими изданиями вроде "Харперс мэгазин", "Атлантик мансли" и "Америкой Меркури". Покупал я их обычно за пять центов, прочитывал и снова продавал букинисту. Как-то миссис Мосс стала спрашивать меня о моем увлечении книгами.

- Зачем ты читаешь столько, сынок?

- Я люблю читать.

- Хочешь стать адвокатом?

- Нет, мэм.

- Ну что ж, читай, тебе виднее.

Хотя мне надо было являться на работу к девяти, я обычно приходил в восемь и шел в вестибюль банка, находившегося на первом этаже, где у меня был знакомый негр-привратник. Там я читал утренний выпуск мемфисского "Коммерческого вестника", экономя таким образом пять центов на обед. Прочитав газету, я наблюдал, как принимается за свои утренние дела привратник: берет ведро, швабру, насыпает в воду мыльную стружку, потом встает в позу и, воздев очи к потолку, поет:

- Господи, настал день! Работаю, как прежде, на белых хозяев!

Он тер шваброй пол и весь взмокал. Работу свою он ненавидел и без конца твердил, что наймется на почту.

Самым занятным из негров, с которыми я работал, был Шорти - толстый лифтер, который в первый день вез меня в мастерскую. Его заплывшие жиром глазки-бусинки поблескивали злобой и иронией. У него была желтая кожа, как у китайца, низкий лоб и тройной подбородок. Такого интересного характера мне еще не приходилось встречать среди негров на Юге. Неглупый, себе на уме, он читал журналы и книги, гордился своим народом и негодовал, что ему выпала такая злая судьба. Но в присутствии белых он неизменно играл роль самого низкопробного шута.

Однажды ему было не на что пообедать.

- Постой, - сказал он, когда я утром вошел в лифт, - первый же белый даст мне двадцать пять центов, увидишь.

Вошел один из белых, работавших в нашем здании. Улыбаясь и жуликовато вращая глазами, Шорти затянул:

- Мистер белый, я так хочу есть, дайте мне, пожалуйста, двадцать пять центов.

Белый как будто его не слышал. Шорти снова заныл, держа руку у кнопок лифта:

- Дайте двадцать пять центов, мистер белый, а то лифт не поедет.

- Иди к черту, Шорти, - сказал белый, даже не взглянув на него и жуя свою сигару.

- Есть хочу, мистер белый, просто помираю! - канючил Шорти.

- Помрешь, если сейчас же не поднимешь меня, - сказал белый, в первый раз слегка улыбнувшись.

- Этому черномазому сукину сыну так нужны двадцать пять центов! - Шорти кривлялся и гримасничал, словно и не слышал угрозы.

- Поехали, черномазый, а то я опоздаю. - Белый был заинтригован и явно радовался возможности поиздеваться.

- Это вам обойдется в двадцать пять центов, мистер белый. Всего четверть доллара, ну что вам стоит, - нудил Шорти.

Белый молчал. Шорти нажал на кнопку, и лифт пошел вверх, но остановился метрах в полутора от этажа, где работал белый.

- Все, мистер белый, дальше не идет, придется вам дать мне четвертак. В голосе Шорти слышалось рыдание.

- А что ты за это сделаешь? - спросил белый, все еще не глядя на Шорти.

- Что угодно сделаю, - пропел негр.